Поллианна
2
апреля вторник
18:30
14
апреля воскресенье
18:00
2 апреля 18:30 · вторник
14 апреля 18:00 · воскресенье
Поллианна
6+
Большая сцена вполне реальная история Элинор Портер
6+
Art
2
апреля вторник
18:30
2 апреля 18:30 · вторник
Art
16+
Малая сцена психологический фарс Ясмина Реза
16+
Отель двух миров
3
апреля среда
18:30
3 апреля 18:30 · среда
Отель двух миров
16+
Малая сцена Эрик-Эмманюэль Шмитт
16+
Дни Турбиных
4
апреля четверг
18:30
4 апреля 18:30 · четверг
Дни Турбиных
12+
Большая сцена Михаил Булгаков
12+
Чук и Гек
4
апреля четверг
14:00, 18:30
4 апреля 14:00, 18:30 · четверг
Чук и Гек
6+
Малая сцена советская сказка о счастье Аркадий Гайдар
6+
Женитьба Бальзаминова
5
апреля пятница
18:30
5 апреля 18:30 · пятница
Женитьба Бальзаминова
16+
Большая сцена Александр Островский
16+
Спасите Леньку!
5
апреля пятница
14:00, 18:30
5 апреля 14:00, 18:30 · пятница
Спасите Леньку!
12+
Малая сцена Малика Икрамова
12+
Ревизор
6
апреля суббота
18:00
6 апреля 18:00 · суббота
Ревизор
12+
Большая сцена Николай Гоголь
12+
Доклад о медузах
6
апреля суббота
18:00
6 апреля 18:00 · суббота
Доклад о медузах
12+
Малая сцена Али Бенджамин
12+
Денискины рассказы
7
апреля воскресенье
18:00
13
апреля суббота
18:00
Трое в лодке, не считая собаки
7
апреля воскресенье
18:00
Учитель танцев
9
апреля вторник
18:30
9 апреля 18:30 · вторник
Учитель танцев
16+
Большая сцена Лопе де Вега
16+
Лисистрата
9
апреля вторник
18:30
9 апреля 18:30 · вторник
Лисистрата
18+
Малая сцена Аристофан
18+
Всем кого касается
10
апреля среда
18:30
11
апреля четверг
14:00, 18:30
Игроки
10
апреля среда
18:30
10 апреля 18:30 · среда
Игроки
16+
Малая сцена Николай Гоголь
16+
Каштанка
11
апреля четверг
14:00, 18:30
11 апреля 14:00, 18:30 · четверг
Каштанка
6+
Малая сцена нескучная история для маленьких и взрослых Антон Чехов
6+
104 страницы про любовь
12
апреля пятница
18:30
12 апреля 18:30 · пятница
104 страницы про любовь
16+
Большая сцена Эдвард Радзинский
16+
Горе от ума
20
апреля суббота
18:00
21
апреля воскресенье
17:00

Евгений Загот: надо отпустить ребенка

24 Декабря 2014
Яна Доля, «Честное слово»

В новосибирском театре «Глобус» состоялась российская премьера блестящего мюзикла «Робин Гуд». Накануне с журналистами встретился композитор мюзикла Евгений Загот, рассказал о том, как происходила работа над спектаклем, а также об особенностях мюзиклового искусства

 Все произошло таким образом: Костя Арсенев, мой соавтор, автор текстов, придумал эту идею и предложил ее мне, — начал разговор Евгений Загот. — Я всегда любил британскую музыку во всех ее проявлениях, начиная от кельтских песен, продолжая творчеством Перселла, переходя в Бриттена — уже в XX век. Я уж не говорю про всю эту масскультуру, начиная с «Биттлз» и заканчивая «Оазис».

Написали мы все это достаточно быстро. Режиссер Нина Чусова вмешивалась крайне мало. Она задавала только опору: что это должен быть детектив, что это должно быть все глубоко, со вторыми планами, должно быть обязательно интересно до последнего момента. Это должен быть приключенческий мюзикл.

Мы начали высылать все номера Чусовой, но она не ответила ни на одно письмо. Потом вдруг появилась и сказала, что ей почти все нравится. Мы купили вина и засели в студии. Я переиграл все от начала до конца. Она внесла где-то три коррекции, и спектакль был принят. Потом справедливо еще кое-что убрала, а кое-где, наоборот, попросила расширить, ведь режиссер отвечает за художественные результаты этой постановки.

 Финал Нина Чусова все-таки решила изменить. Это как-то повлияло на общую вашу задумку?

 Музыкальный финал остался таким, как был. Это драматический чуть-чуть изменился: там не умирает тот, кто должен был умереть, а умирает другой человек. Но на музыке это никак не сказывается.

 Если вы любите все английское, британское, наверно, пишете и на языке оригинала?

 У меня действительно приличный английский, я учился в Штатах по обмену. Плюс у меня родители лингвисты: отец переводчик с английского языка, очень известный в своей профессии, мама 30 лет проработала на кафедре грамматики в инязе. Мне очень близка европейская культура, но этот мюзикл абсолютно русский. Он по духу русский, а не английский, потому что Нина — очень корневой человек, да и Новосибирск — корневой город, глубоко русский, и наши артисты английский сплин преломляют во что-то русское. Там есть аккордеон, флейты, рожки — похоже на северорусскую музыку поморов.

 Когда вы писали музыку для «Робина Гуда», предполагали, какие инструменты будут в оркестре?

 Конечно. Состав оркестра большой, но не резиновый. Поэтому часть инструментов у нас находится в синтезаторе, который издает и звук литавр, и волынки, и еще несколько тембров, которых нет в оркестре.

 Как вы, современный композитор, пишете музыку — по старинке на нотной бумаге или пользуетесь компьютерными программами?

 Я по духу очень современный человек, идущий в ногу с техническими новинками, и я писать-то просто не очень умею — я все печатаю. Когда мне дают в руку ручку, я понимаю, что навык несколько утрачен: у меня не получается быстро писать. То же самое касается нот: я набираю все в нотной программе, активно использую студийные возможности, которые сегодня предоставляет нам прогресс.

 Почему для постановки мюзикла вы выбрали именно «Глобус», ведь там работают драматические артисты?

 Это музыка английская, она вдохновлена английским эпосом, но это немножко шире. Это более симфонично. Поэтому есть роли, где требуется просто хорошая выучка, понимание нотного текста. А есть роли, которые нужно петь с пониманием стиля. И над этим пришлось очень много с ребятами работать. Многие глубят, а глубить нельзя — нужно петь очень близко к зубам. Вообще есть некая проблема у артистов: они почему-то думают, что петь нужно по-другому, чем они говорят. Они потрясающе говорят, у них поставлена речь — они профессионалы. Когда они поют, то начинают почему-то что-то делать со своим голосом, потому что их так учили когда-то давно. А в мюзикле, в отличие от оперы, надо петь своим голосом. Вот как ты говоришь, так и надо петь. И это непросто дается — этому тоже надо научиться.

Там есть очень сложные ноты, верха, и все-таки есть в театре несколько артистов, у которых вполне выдающиеся вокальные данные, и с ними можно решать в общем-то любые задачи, которые я в Москве мог бы решить с мюзикловыми артистами. В Москве есть такое понятие: когорта людей, которые работают с мюзиклами. Таких артистов, думаю, уже около 500 человек. Плюс каждый год появляются новые люди из ГИТИСа, откуда-то еще, которые приходят в музыкальный театр. Думаю, что это вопрос времени и вопрос нацеленности театра. Если театр пожелает ставить мюзиклы в дальнейшем, думаю, что здесь их специфика может немножечко подвинуться.

 В России не очень глубокие мюзикловые традиции. Считается, что это бродвейский жанр, и нам он немножко чужд. У нас не так много музыкальных спектаклей, которые можно было бы отнести к мюзиклам. Сложно ли переключить артистов, которые привыкли к музыкальным или к оперным спектаклям, на мюзикл и подготовить ту же самую публику?

 Я должен с вами в первой части не совсем согласиться. Начну отвечать на вторую часть вопроса. Мюзикл — штука относительно новая, но она новая в рамках современного времени. В принципе, у нас мюзикл был всегда, потому что та же оперетта и некоторые оперы вполне подпадают под то, что сегодня называется «мюзикл». В мюзикл приходят люди из разных жанров, из разных школ. Одна из специфик мюзикла — нужно хорошо играть, двигаться, петь и делать это одновременно. Нужно одновременно знать множество вещей — например, нужно запоминать свою точку. Тебе один раз режиссер сказал, и ты стоишь на этой точке. Хороший артист больше никогда не ошибается — он знает, куда он уходит, откуда приходит, куда он смотрит, и понимает, что здесь на него попадает свет, здесь он знает, что ему нужно надеть шляпу так, чтобы не загудел микрофон. В мюзикл приходят из разных мест: из драматических театров, из балета, из современного танца, из оперы, из эстрады, и постепенно они учатся этому комплексу вещей.

Две трети труппы артистов театра «Глобус» вполне могли бы работать в любом мюзикле. Плюс-минус на ансамблевых ролях или на второстепенных главных ролях.

По поводу же мюзиклов в чем я не совсем согласен: когда-то и опера, и балет были не нашими жанрами. Глинка, Алябьев, наши великие композиторы XIX века, тоже приучали публику к опере. У нас тоже была опера совершенно отсталая, местечковая, пока не появились «Жизнь за царя», «Руслан и Людмила», потом подтянулся Даргомыжский, потом возникла глыба чистой, абсолютно русской музыки. И вроде казалось, что это не наше, это же все итальянское, немецкое, что мы это никогда не освоим. А вот смотрите — с XX века началось абсолютное понимание, что опера — это наш жанр, что у нас есть несколько оперных театров, которые экспортируют этот жанр на Запад, он супервостребован.

Что касается возникновения жанра мюзикла, я просто считаю, что он мигрировал, он стал более современным, более синтетическим. Нам ближе всех французский мюзикл, в котором можно пострадать и получить катарсис, как в «Нотр-Даме» или «Ромео и Джульетте».

Есть мюзиклы американские, где немножко другая традиция, такие мюзиклы больше продолжают жанр оперетты в том смысле, что он больше развлекает, а сейчас скорее эпатирует, как, например, «Книга мормонов». Кто-то говорит, что это надо запретить, а кто-то выходит в восторге, но билеты проданы на полгода вперед.

Мюзикл хорош тем, что ты можешь придумать все, что угодно: вот захотелось английский стиль — пожалуйста. На эстраде это не востребовано, опера более закрытый жанр — современных композиторов туда пускают крайне редко, нужно стать седым, чтобы тебя ставили. Ну и потом, хочется экспериментировать. В опере эксперимент почти невозможен — там всегда будут петь в академической манере, слова непонятны, а мне очень хотелось бы понимать историю.

Я считаю, что мюзикл — это абсолютно русский жанр. И мы рано или поздно свое найдем. Мы еще будем этот жанр экспортировать в Европу. Потому что у нас уже есть и дирижеры (в том числе и я сам), музыкальные руководители, которые понимают специфику работы с высокими технологиями: не просто умеют с оркестром работать, а со всем комплексом вещей.

 Считается, что в искусстве все самое лучшее уже создано. Вы, как молодой композитор, не боитесь, что обвинят в плагиате? И вообще, как работать в ситуации конкуренции среди композиторов?

 Композитор — это диагноз. Случайные люди в консерваторию не поступают. У всех за плечами фуги, симфонии, сотни песен. Я, к счастью, не отношусь к графоманам — людям, которые не могут не писать. Я могу какое-то время не писать вообще, а просто собирать материал. Есть проект — я с ним и работаю. Я понимаю, что надо писать только тогда, когда это круто, когда ты понимаешь, что этот проект тебя зажигает, и ты должен обязательно его сделать. Когда ты не пишешь, то думаешь: столько всяких опер, песен: куда ни плюнь, везде музыка. Но когда ты находишь что-то свое, то у тебя все это отходит на второй план. Ты видишь направление и двигаешься в нем, в этом фарватере. И тебя в этот момент мало волнует, что происходит вокруг: много, наверно, еще кораблей. Но есть убежденность в том, что то, что ты делаешь, правильно.

 А что вдохновляет вообще? Бывают ситуации, когда заданы сроки, а в голове ничего нет?

 Как говорил Коул Портер: все, что мне нужно для вдохновения, это звонок от продюсера. Я его поддерживаю. Я практически никогда не пишу в стол. Бывают какие-то загашники: что-то пришло в голову, и ты просто это записал и убрал, а потом это выплыло. Кстати, в «Робине Гуде» есть три мелодии из 40 номеров, которые были взяты из загашников двухлетней давности.

 Какое музыкальное произведение вы бы взяли с собой на необитаемый остров?

 Песню Yesterday The Beatles. Она написана в неквадратном размере — там не восемь, а семь тактов. Это высочайший уровень композиторского мастерства.

 Вам надо встретиться с Полом Маккартни.

 С ним я, к сожалению, не знаком. Зато знаком с создателями мюзикла Мamma Mia — с группой Abba — я ставил этот спектакль в Москве. Они садились работать в девять утра и вставали в четыре дня. Это была тяжелая работа. Никакого вдохновения. Одна история меня потрясла просто фантастически — они сказали: никогда не бросай возможность улучшить произведение. И привели пример, который меня просто до слез пробил. Вы, наверно, знаете современную песню The winner takes it all. Было два варианта этой песни. И что-то их не устраивало. И они сделали третью версию — в самый последний момент композитор нашел ход: The winner Takes it all — та-та-та-та, без чего мы уже не можем представить эту песню. И это появилось в последнюю секунду!

В консерватории была такая поговорка: есть композиторы, которые очень легко пишут трудную для восприятия музыку, а есть такие, кто тяжело пишет легкую для восприятия музыку.

 Как в таком случае быть с театральными постановками? Ведь режиссер может вносить какие-то изменения до тех пор, пока не произошла премьера, а потом все. Потом максимум может сделать в спектак­ле ввод.

 Здесь нужно успеть до премьеры. Уже все спето, все выучено и нет времени на репетиции, и у тебя уже начинаются другие идеи. Это как отпустить взрослого ребенка из-под родительской опеки. Возможно, ему понадобится твоя помощь, но в будущем. Через два года я сюда с удовольствием приеду. И, может, попросят вдруг что-то доделать. А сейчас надо после премьеры отпустить ребенка и сказать: все, дальше сам. А я пойду рожать нового.

Решаем вместе
Сложности с получением «Пушкинской карты» или приобретением билетов? Знаете, как улучшить работу учреждений культуры? Напишите — решим!

Ваше мнение формирует официальный рейтинг организации

Анкета доступна по QR-коду, а также по прямой ссылке:
https://bus.gov.ru/qrcode/rate/373272