«Новая драма» помогает пенсионерам

Новосибирский театр «Глобус» дал Москве нынешнего гендиректора «Золотой маски» Марию Ревякину, а пока она возглавляла «Глобус», там работали Валерий Фокин, Борис Морозов, Фильштинский, Галибин. Но и после ее ухода театр остается одним из главных поставщиков качественной и, что важно, неординарной театральной продукции. Под занавес нынешнего сезона московский режиссер Елена Невежина поставила в «Глобусе» пьесу Вячеслава Дурненкова «Mutter».

Эта история — о стариках, доживающих свой век в богадельне. Несколько неожиданный выбор для одного из видных представителей «новой драмы», хотя сам Вячеслав Дурненков сказал однажды, что старики и дети — его тема. Героев четверо, двое мужчин и две женщины, старики — не очень старые, старухи — тоже еще ничего. Напротив: стареющие мужчины всячески подчеркивают своё мужество, пользуясь случаем, проявляют галантность и прочие знаки мужского внимания. Такая пьеса, как всегда, хороший повод дать роли заслуженным и народным, которые без труда сумеют выжать слезу даже из самых скупых глаз. Особенно, конечно, если в финале кто-то из героев уходит в мир иной (именно так заканчивается «Mutter»). Впрочем, пьеса Дурненкова несколько отличается от уже известных публике историй, вроде «Квартета» Харвуда или «Соло для часов с боем» Заградника. Пусть не смутит читателя немецкое слово в названии, — герои «Mutter» живут в России, в наши дни, а главное — они не просто пенсионеры, они еще немного пришельцы из космоса. И прежде, чем расстаться со своей подругой, герои пьесы выходят в какую-то пока неведомую большинству землян космическую «сеть» и делятся с нами кое-какой информацией. И смерть — уже не смерть, а просто возвращение на, как писали прежде, заданную орбиту.

Роли стариков, как и положено, Невежина распределила среди лучших актеров труппы «Глобуса» («их» заслуженные — все равно что «наши» народные), плюс сама еще ввела в спектакль двух бессловесных героев, которые являются на сцену, как только «Rammstein» начинает в очередной раз орать что есть мочи: «Мама! О, дай мне силы! Мама! Мама! Так дай мне силы!!», но, естественно, по-немецки: «Mutter...Mutter!Mutter? Muuuuuuutteeeeeeeeeeeeeeeeer!!!» Две девочки «родились» из рассказа одной из «престарелых» про давно умершего сына, — про то, как однажды сказал ей, что смерть похожа не на скелет, «смерть — это девочки две, близнецы в школьной форме, ходят, за руки держатся». Две девочки-школьницы, в белых фартучках, с обведенными темными кругами глазами, этакий домашний образ смерти «в коротких штанишках», на негнущихся ногах, — точно куклы, они проходят через всю сцену и — без слов — покидают ее. Типа — memento more... А кассеты с «Рамштайном» и прочим «тяжелым рэпом с матом» приносит в богадельню сын другой героини, бывшей уборщицы, судя по короткому его появлению, — бандит и негодяй, член организованной преступной группы. Пока живой, но судя по короткому обмену репликами, жизнь его висит на волоске (короткий обмен репликами сына и матери, замечательно сыновний «сканирующей» криминальный сленг, — тоже пример языкового расширения, конечно, особого рода).

Впрочем, этот сюжет так и остается на обочине, на первом плане — визит потенциальных спонсоров и необходимость приготовить к их приезду номер художественной самодеятельности. Седьмая палата, по словам бывшего юриста Кузьмина (Юрий Соломеин), разучивает злободневные куплеты: «Английский ящур переполз границу, кто любит Родину — не ешьте пиццу». А тут товарищ Прищепа (Александр Варравин) вытащил из закромов пьесу собственного сочинения под названием «Бельгийский часовой», какую-то белиберду с алхимиком, проституткой, часовым и ангелом...

Впрочем, пенсионеры находят в этом сочинении и оригинальность, и обаяние. Но главное — смысл.

И тут выясняется, что манеры традиционного психологического театра, усвоенные занятыми в спектакле актерами, как говорится, с младых ногтей, вовсе не противопоказаны «новой драме» (во всяком случае, такой, как не новая, а какая-нибудь «пост-пост-но­вейшая драма». Невежина постаралась объяснить свое понимание «новой драмы»: «Это все те, кто пытается продвигать но­вые тексты, новую драматургию. Эти пье­сы написаны современными людьми сего­дня. И язык другой, и стиль другой. Что касается тем, то они, так или иначе, веч­ные, а вот повороты тем иные. В этих пье­сах идет речь о том, каково у их: авторов сегодняшнее ощущение жизни». Лена Не­вежина уверена, что «новая драма» требу­ет и новых форм. Она заявляет: «Я не знаю, какие это будут формы. Но ясно од­но: нужен новый театральный язык. И эле­менты этого нового языка стихийно уже появляются».

Режиссеру небезразлично, что собой представляет драматург, с которым приходится работать. С Вячеславом Дурненковым, автором пьесы «Mutter», Невежина встретилась в этом году в Ясной Поляне на совместном семинаре молодых режиссеров и драматургов. Она рассказывает: «Мы там и познакомились. У него есть еще младший брат. Они сначала писали вдвоем, но сей­час разделились, пишут по отдельности. Они из Тольятти. Мне кажется, что у Сла­вы есть какое-то потрясающее чувство языка и мироощущение. Он как-то умуд­ряется про самые больные и волнующие темы говорить обобщенно, мягко, с юмо­ром, и при этом с затаенной любовью ко всему. У него нет лобовых вещей, в нем от­сутствует пафос, но есть настоящее — лю­бовь, воля. Он — просто настоящий».

Лена поведала, что герои пьес Дурнен­кова — виртуальные, то есть «иные герои, которые существуют не в нашем матери­альном, а в неком другом мире». А зрите­лю, по мнению Невежиной, нужно не то чтобы принять какие-то определенные ус­ловия игры, но просто «побольше отда­ваться действу». Она гарантирует, что сме­яться зрители на спектакле «Mutter» бу­дут, а еще их ждут «замечательные пере­вертыши и повороты». Она говорит: «Бед­ные артисты беспокоятся: как же нас пой­мут? А я уверена, что нас очень хорошо все поймут, а особенно молодежь».