Юлия Колганова, новостная лента сайта театра «Глобус»
Друзья! 24 мая 2021 года в театре «Глобус» продолжился проект «Третий показ». Напомним, что каждый человек, пришедший на третий по счету премьерный спектакль, может принять участие в обсуждении увиденного наряду с экспертами в различных сферах: науки, культуры и искусства, образования и др. В этот раз встреча была посвящена спектаклю «Одна абсолютно счастливая деревня», поставленному главным режиссером театра Алексеем Крикливым по повести Бориса Вахтина. История любви Полины и Михеева, разворачивающаяся в диковинном пространстве русской деревни, стала предметом для интересного разговора. По традиции первыми слово взяли приглашенные эксперты.
Наталья Муратова, кандидат филологических наук, доцент кафедры русской и зарубежной литературы Новосибирского государственного педагогического университета: «Вахтин доносит понятие „счастье“ как философскую абстракцию. Потому что словами по-другому нельзя, ведь счастье — это не слова. Валерий Тюпа говорит, что вся литература про счастье существования человека.
В этом смысле сценическое пространство очень странно организовано. И герои как будто живут от него отдельно. Там есть маленькие объекты, есть большие, есть гигантская крыша, которая и берег одновременно, а есть маленькие домики, соразмерные скворечникам. Дремучий дед в исполнении Лаврентия Сорокина произносит, что он видел Наполеона, и тот был огромный, а Полина говорит: нет, в кино он маленький. Художник с режиссером придумали, что эта игра объемами важна. Какие абстрактные понятия, которые не соотносимы ни с какими значениями: что значит „река“, „небо“? А есть понятия, которые соотносимы со значением, — „дом“, „утварь“, рубашки»... И в этом пространстве, где объемы не совпадают друг с другом, люди выглядят или избыточными, или воплощенными во всем этом целом. Они не соразмерны этим домам в виде скворечников. Герои начинают говорить, нам становится смешно, потому что они проговаривают абсурдные вещи. Есть элементы и страшного абсурда: сцена, когда до расстрела доводится Куропаткин. Это абсурд. Слова, которые разваливают. Словами дойти до истины невозможно.
Одно из философских определений счастья — это полнота. Воплощенность как полнота. Целое. Целое — мужчина и женщина. Воплощенность дома. Воплощенность мира. Воплощенность слова. Это целое, которое обретается путем проговаривания трагического, драматического, комического. Все стремится к тому, чтобы воплотиться.
У меня есть к чему в спектакле придраться. Потому что, взяв такой материал, мы погружаем его в другой человеческий опыт. Хотя это наша история, и мы тоже в ней как-то присутствуем, но это другой опыт, мы говорим другими словами.
Полнота жанра в литературе выражается в жанре идиллии. Идиллия — это когда все прекрасно, несмотря ни на что. Это не зависит от внешних факторов, идиллия — ощущение. Когда дырки в мироздании — смерти, ужаса — восполняются из каких-то ресурсов — из неба, духа, собственной души. Не стало Михеева, но он все равно присутствует в каком-то опыте жизни.
Что мне кажется удачным. Интуитивно режиссер правильно выбрал фактуру актеров, их возможности. Абсолютная правда в этом спектакле — физическое присутствие, полнота физического ощущения жизни. Поэтому в тексте так много про тело. Кстати говоря, и в счастье много про тело.
В ментальности нашей — от пессимизма идущий оптимизм. Ожидание, что все будет прекрасно, но не здесь, не сейчас и не с нами. Перифраз, что „...жить в эту пору прекрасную уж не придется — ни мне, ни тебе“ — это про ощущение не только сороковых годов, но и сегодняшних. Про счастье — это главный фундаментальный посыл. Счастье либо в будущем, либо в прошлом. Я театру благодарна за попытку это чувство полноты и нам передать, хотя это утопическая попытка. Потому что понятие „одна абсолютно счастливая деревня“ — утопическое. Деревня, где поселилось счастье, — мифологическая абстракция».
Константин Голодяев, сотрудник Музея Новосибирска: «Спектакль замечательный. Когда я зашел в зал, сел, то сразу почувствовал запах деревенской улицы — чуть-чуть жухлого сена, травы и земли. Это прекрасный сценический ход. И я сразу поверил. Вообще, каждый фрагмент спектакля можно разбирать очень глубоко, можно огромную книгу написать. И много таких вещей, деталей, которые берут за душу, детские ботиночки из чемодана выпали, например, колодец-журавль.
Я заметил несколько параллелей и с Новосибирском. Мне бы хотелось, чтобы спектакль посмотрели сельские жители. У них одна колокольня, у нас — другая. Зная печальнейшую историю сельского хозяйства, когда в годы войны в Новосибирской области на женщинах реально вспахивали землю, крестьяне давали фронту хлеб, а сами умирали от голода, мне немного не хватило жизненной правды.
Также очень верная веточка по поводу пленного немца, который стал мужем Полины. Это не „одна“ такая деревня. В Новосибирске есть поселок Садовый, он так часто и называется „немецкий поселок“. Там был совхоз НКВД и также работали пленные немцы. Некоторым какими-то путями удалось уйти от жизни в лагере, они работали, женились на русских женщинах. Даже сегодня там заметен внешний порядок, аккуратность, постриженная трава. Это следы тех лет.
Я изучил множество документов на тему жизни в тылу в годы Великой Отечественной войны. Сам много писал об этом, снял несколько фильмов. Читал много воспоминаний очевидцев тех событий, в них — другая правда, это не то, что пишут в газетах. Конечно, нельзя стопроцентно верить ни тому, ни другому. Но что поразительно, во всех этих документах того времени сквозит безусловная вера в победу. Она прозвучала и в спектакле: все перемелется, будет победа, будет нормальная жизнь».
Зритель 1: «Присутствовало не только счастье, но и оптимизм в каждом герое спектакля. Русский народ не покидает оптимизм в любую эпоху. Это такая сила. И параллельно с оптимизмом идет счастье, потому что, несмотря на горе, беды, смерть, люди все равно счастливы».
Зритель 2: «Спектакль захватывает, будто я в детство вернулась. В деревне, конечно, другие люди, нежели в городе. Меня взяло за душу, как показаны деревенские жители. В самые трудные времена в деревне гармошка не замолкала. Доярки на дойку ехали с песнями. А у нас, детей, это было как отсчет времени. Зазвучали голоса — значит, раннее утро. Песней день начинался и ею же заканчивался».
Зритель 3: «Сцена обычно возвышается над зрителем, а здесь мы как будто были участниками спектакля, находились в одной плоскости вместе с тем, что происходило. Хорошо были видны детали: фонари, колодец, дома. Мы были не отстранены от происходящих событий. И это рождало особенное ощущение. Спасибо вам!»
