Сергей Самойленко, «Континент Сибирь»
В новосибирском театре «Глобус» над спектаклем «Женитьба» работает московский режиссер Нина Чусова — один из самых ярких и востребованных режиссеров нового поколения. О Гоголе, комедии и авторском кино НИНА ЧУСОВА разговаривает с корреспондентом «КС» СЕРГЕЕМ САМОЙЛЕНКО.
— У вас, насколько я знаю, это первая постановка в нестоличном театре.
— Совершенно верно, в Греции я ставила, а в российских театрах — нет, это первый выезд.
— Вас не приглашали или вам хватало Москвы?
— У меня достаточно плотный график, и непросто выбрать время для такой работы. Хочется же найти два месяца для работы, для ежедневных репетиций, чтобы войти в ритм работы над спектаклем. А если в это время дела в Москве, то никакие другие постановки уже невозможны. Но у нас с «Глобусом» переговоры велись давно, и вот в промежутке между рождением одного и другого ребенка у меня нашлось время. Тем более что мне очень нравятся театр и артисты. И мой однокурсник Алексей Крикливый, который работает здесь, мне постоянно твердил, что нужно здесь поставить. К тому же театр провинциальным назвать нельзя — он лучше многих столичных. Так что я приехала сюда, хотя у меня был выбор — «Глобус» либо съемка сериала. Я не жалею. Здесь совершенно другая атмосфера, нежели в Москве, общение с актерами, которые не живут в столичной сериальной суете, дорогого стоит.
— Выбор для постановки «Женитьбы» Гоголя — ваш собственный?
— Гоголь для меня особый, важный, основополагающий, что ли, автор, и он возникает в моей жизни в периоды, когда у меня происходит какая-то переоценка ценностей. Не случайно, наверное, возник и сейчас. Хотя изначально я предложила «Макбета». Но пьеса эта оказалась несчастливой, и все с ней не складывалось. А как только я назвала «Женитьбу» — все сразу «разрулилось». Вообще, главная тема «Женитьбы» для меня — это состояние выбора, момент принятия решения, вступления в новую жизнь. И для меня это очень актуально. У меня с этими героями очень много общего, я все пропускаю через себя.
— Вашим фирменным приемом критики называют перенесение действия в какое-нибудь неожиданное пространство-время: «Ревизора» — в российскую нефтяную провинцию, Шекспира — в Африку. Куда вы перенесли «Женитьбу»?
— Леонид Хейфиц, у которого я училась, всегда предлагал обострять предлагаемые обстоятельства. Но обстоятельства выискиваются из самого текста. «Ревизор» для меня абсолютно современная пьеса — и перенесение ее в современный нефтегазовый городок совершенно оправданно. Гоголь создал универсальный трафарет, накладывающийся на любое время. Он нашел точное описание нашей системы, в которой мы живем и, к сожалению, долго будем жить. А «Женитьба» — самая романтичная пьеса Гоголя. Романтичная и в то же время совершенно безысходная. Для меня это сочетание — советские 60-е годы, когда в стране ничего не было, все было в дефиците. А главное, был дефицит любви. И для меня эта пьеса — удивительная безысходная романтическая история. И эти герои — вот чем удивителен Гоголь — стали жить, не пришлось ничего менять! Мы же знаем, что герои этой пьесы — наши родители. Это уже не про нас, но и не так далеко, мы все это время помним. Так что получается ретроистория, романтически-безысходная.
— Обращение к советскому прошлому — это не дань моде? Серебренников переносил в 70-е годы «Лес» Островского, вы — Гоголя?
— Тенденция такая есть, но она, по-моему, оттого, что очень хочется приблизить героев. Сделать «про нас». Мы так боимся, что зритель нам не поверит, хотим убедить его в том, что Гоголь современен. И такая тенденция ведь не только у нас, но и во всем мире — театр хочет приблизиться к зрителю: смотрите, это про вас и про ваших друзей! И я не вижу в этом ничего плохого. Мы смотрим на автора сегодняшними глазами и видим: да, люди, оказывается, не изменились, их мучают те же проблемы, что и нас. Меняется ритм, меняются внешние приметы — а переживания те же.
— Будет у вас в этом спектакле шоу, которыми ваши постановки славятся, — костюмы Павла Каплевича, плазменные панели?
— Наоборот, мы собираем по всему городу подлинные вещи 60-х годов. Мы бросили клич, и нам приносят старые проигрыватели, радиолы, телевизоры, холодильники тех годов. Если наберем достаточное количество этих экспонатов, то сделаем перед премьерой в фойе выставку.
— Вы добиваетесь этим достоверности?
— С одной стороны — достоверности, с другой — не хочется уходить в быт. Для нас в этом смысле образец — фильмы Феллини, очень точные в деталях и описаниях быта, но из этого быта рождаются необычные, часто сюрреалистичные образы и картины. В нашей «Женитьбе» будет что-то подобное.
— То есть эксцентрики будет много?..
— Много. Но это нравится артистам — у них начинает работать фантазия, включаются какие-то другие механизмы, они выходят за пределы бытовой логики, в другое пространство. И потом, наши персонажи — по-детски открытые, во многом наивные. А еще — у Гоголя же написано «необыкновенное происшествие». И мы вот эту необыкновенность и ищем.
— Вы — очень востребованный режиссер, каждый год у вас по четыре премьеры...
— Сейчас меньше, сейчас по две! Последний год у меня были проекты, не связанные с театром, — я работала со Спиваковым, занималась сценарием фильма, воспитывала ребенка...
— Как раз о кино — вы что-нибудь будете делать в кинематографе? Театральные режиссеры вашего поколения пошли в кино: Серебренников снял «Изображая жертву», Вырыпаев — «Эйфорию».
— На кино, на сценарий и подготовку, уходит страшное количество времени. Мне предложили снимать сериал, но я принципиально не хочу снимать никакие сериалы. Принципиально хочу снимать авторское кино. Многие не понимают — дескать, и в сериалах есть какой-никакой опыт. Вот какого-никакого не хочу! Мне кажется, что в кино для меня есть свободная ниша сегодня. Я же занимаюсь в той или иной степени комедией, исследую проблему смешного. А у нас, как оказалось, исчезла русская комедия, остались фильмы по американскому шаблону. Притом что этот американский шаблон совершенно не смешной. Хоть убейте, а «Моя прекрасная няня» — это не смешно. К тому же она сделана по американским лекалам. Будто за нами не стоят фильмы Данелия, Гайдая. Куда все делось? Где наши комедийные артисты? Есть медийные, а комедийных нет.
А детское кино? Мультфильмы? Детская комедия? В общем, мой первый фильм будет либо комедией, либо детским кино. Пусть он будет некассовым, «неамериканским».
— Но ваши постановки все становились кассовыми, вам-то грех жаловаться!
— Я не знаю, как это получается. Цели сделать кассовый спектакль никогда не было. Когда мы делали «Грозу», «Мамапапасынсобака», мы не преследовали такой цели. Это постепенно у этих спектаклей образовывался свой зритель, и они становились посещаемыми. К тому же у меня есть опыт работы с антрепризой, и я хорошо знаю, что, ориентируясь на постановку кассового спектакля, ты начинаешь играть по их правилам. А этого я уже не хочу. Хотя, конечно, перед началом любой постановки в московском театре первый вопрос — как это будет продаваться.
— Ну а как «Тартюф» с Олегом Табаковым — конечно, он будет продаваться!
— Естественно, будет. Но вот это я как раз не считаю своей победой...
— А что вы считаете победой?
— Когда есть свой зритель. Когда есть контакт. Притом у меня же нет задачи создать шедевр и поставить на этом точку. У меня все работы — через запятую. Я не могу представить, как можно годами вымучивать одну постановку, мне ближе «скоропись».
