Татьяна Коньякова, «Вечерний Новосибирск»
Спектакль «Маркиза де Сад» по пьесе Юкио Мисимы на сцене театра «Глобус»
Самого извращенца-маркиза в спектакле, как и в пьесе, нет. Режиссер Игорь Лысов (Москва) признается, что де Сад ему не интересен. Он вообще находит его порнографом и еретиком, а книги де Сада вызывают у него лишь досаду и отвращение.
Прежде всего режиссера интересовали окружавшие маркиза женщины. Женщины, «в которых спит маркиз». Непорочные девы и вавилонские блудницы, непредсказуемые и бездонные, поднимающиеся в своей аморальной и безнравственной страсти до высот полнейшей невинности и опускающиеся в своей святости на самое дно бездны.
Порочный маркиз «спит» и в моралистке госпоже де Монтрей, и в религиозной баронессе де Симиан, и в олицетворяющей зов плоти графине де Сен-Фон... Спит он (до поры) и в жене маркиза Рене. Вокруг загадки поведения маркизы де Сад и заворачивается действие. Как может человек одновременно соединять добродетель и порочность ночей, проведенных с мужем-садистом. И почему маркиза свято хранит верность де Саду все 19 лет его тюремного заключения, но немедленно покидает мужа, едва стареющий супруг наконец обретает свободу? И отчего рассказы о неистовых ночах оригинальных супругов вызывают столь повышенный интерес и действуют на любопытствующих столь возбуждающе? И вообще, что есть порок — норма или отклонение от нее. Именно исследование порока видит режиссер своей главной творческой и художественной задачей.
— Для меня Мисима не певец порока, — говорит он, — хотя многие именно так его и хотят представить. Для меня он великий трагик. Великий самурай от письма. Большой человек. Я не хотел бы разменивать свою душу на разговор о пороке как о чем-то таком, что может иметь у человека позитивный интерес. Я хотел о веселом говорить весело, а о том, что доставляет боль, — трагично. И хотел ясно показать, с чем это все связано. Хотел показать человека, который гибнет в крови порока. И я согласен с Мисимой, что порок — это не отклонение нормальных людей, это лишь другая сторона, в ком-то задавленная, в ком-то выпущенная на свободу. Где есть своя иерархия — свои конюхи, свои горничные, свои троллейбусы, метро, цари. И отец того и этого мира один и тот же.
***
Исследуют порок на сцене, а заодно и самих себя, пять женщин (подзаголовок спектакля: «Де Сад: исследование, проведенное женщинами). В роли загадочной маркизы актриса Ирина Савицкова. Она — сама изысканность и утонченность с красотой и холодноватостью мраморной богини и лицом рафаэлевской мадонны — прекрасная оболочка, скрывающая тайну самых необузданных страстей. В «Маркизе...», кстати, новосибирцы впервые услышали голос актрисы. До того («Игроки», «Кроткая») прекрасная Ирина на сцене исключительно молчала (хотя и весьма красноречиво). В «Маркизе» она вдруг заговорила, и неожиданно низким и грудным голосом — видимо, так того требовали правила игры, заданные режиссером. Игорь Лысов, кстати, занимается исследованием высоких текстов и разработкой новых методологий актерской игры. Именно на этом специализируется возглавляемый им уникальный театр-лаборатория «КЛАСС». Среди поставленных Лысовым в «КЛАССе» спектаклей — «Диалогия» по трактатам Платона и философов Возрождения, спектакли по Томасу Манну и Достоевскому (есть спектакли, которые идут по 12 часов). Однако Юкио Мисима, по признанию режиссера, оказался для него орешком весьма крепким.
***
Мисима вообще мужик интересный. И его пьесы (как и его проза, эссеистика, публицистика, поэзия, критика) оставляют впечатление айсбергов, в подводную часть которых вынесена незаурядная личность их создателя. Казалось, что Мисима не только исследовал в своих произведениях человеческие состояния и страсти, но прежде всего экспериментировал над самим собой, подвергая лабораторному анализу возможности собственного духа и плоти. Родившись хилым и болезненным, он мучительными многолетними занятиями довел свое тело до совершенства... Родившись японцем с восточным менталитетом, в котором заложено незыблемое правило как можно меньше привлекать к себе внимания, он, напротив, практиковал шокирующую откровенность и намеренный эпатаж — будучи завсегдатаем гомосексуалистских баров и излюбленным персонажем ежедневных газет... Поборник самурайского кодекса чести, он ушел из жизни через харакири. И его последняя фотография — голова, отрубленная мечом секунданта...
В спектакле, поставленном режиссером-европейцем (Игорь Лысов, кстати, стажировался в Японии), соединены, а иногда и наложены друг на друга два абсолютно разных пространства — Восток и Запад — два мировоззрения и две культуры. И японские кимоно на сцене весьма оправданно соседствуют с жертвенным христианским столбом... А семь стульев на сцене (это и клетка, и эшафот, и тюрьма, и исповедальня, и спальня, и еще много чего) создают культовую среду, соединяясь в сознании с садом камней.
***
Что касается исследования порока, то граница между дозволенным и запретным в спектакле оказывается весьма переменчивой и зыбкой, «как полоса прибоя». Сам же для себя режиссер эту границу обозначает очень четко:
— То, что нормально для меня, у старшего поколения может вызывать раздражение, у младшего — нездоровый интерес. Человек сам себе может командовать, но разрешить может только Господь. Только в этом случае мы окажемся без греха. Если я вам скажу: «Порок — это нормально» или «Это надо лечить, потому что это за рамками», — то тогда возникает следующая наука — граница этой нормальности становится относительной. И начинается вкусовщина. Отсюда возникает — в Америке столько-то можно, столько-то нельзя, в России столько можно — столько нельзя... Тут должен вмешиваться Господь. Либо надо сопеть в две дырочки и не заниматься пороком.
***
Приглашая режиссера, принципиально не занимающегося традиционными постановками, Александр Галибин шел на определенный риск. Государственному репертуарному театру привычнее иметь дело с готовым режиссерским решением, а не заниматься лабораторией. Тем более что актрисам, не знакомым с оригинальными методиками московского режиссера, было достаточно сложно встроиться в его систему, да еще при игре в сложнейшем театре Мисимы.
Но риск, как представляется, был вполне оправдан, и эксперимент удался. Театр, на наш взгляд, получил один из оригинальнейших и любопытнейших спектаклей.
