Оксана Ефременко, «Под маской»
Мои последние театральные впечатления, так или иначе, связаны с
пьесами М.
Горького. Обусловлено
ли это территориальными ограничениями (Сибирью театральной) или, в
самом деле, произведения Алексея Максимовича совершают новый виток на
театральной орбите
— не
знаю. Вот только за
последние месяцы удалось увидеть и
его «Дачников» (Омский академический театр драмы), и
«Чудаков» (Омский камерный «Пятый театр»), и
даже «Детей солнца» (Новосибирский молодежный академический театр «Глобус»). А
все потому, что пафос идеи общественной пассивности нынешней интеллигенции не
дает покоя художникам и
сегодня. По
крайней мере, именно так они сами определяют повод своего общения с
этим писателем, давно, по
их
мнению, сформулировавшим смысл понятий «духовная стагнация», «разложение нации», «крушение личности». К
ним примкнул и
Сергей Каргин
— автор спектакля «Дети солнца», премьера которого недавно состоялась в
«Глобусе».
Прямо скажем, все эти постановки немного странны для театра, который «нынче редко интересуется жизнью» в ее социальном аспекте. Но все же интересуется... И тут уже любопытно другое — как свою социальную «тревогу» современные режиссеры пробуют проецировать на современного зрителя...
«Старый барский дом. Большая, полутемная комната. Книжные шкафы, тяжелая, старинная мебель» — несколько анахронично для нас открывает «Детей солнца» М. Горький. Сценограф Кирилл Пискунов кардинально меняет место действия, превращая малую сцену в замкнутое заоблачное, словно олимпийское поднебесье, акварельную утопию. Все здесь не как у живых людей — прозрачные, стеклянные стулья, стол, чудо-лаборатория. Здесь «дети солнца» — ученый Павел Федорович Протасов, изобретающий гомункула, его жена Елена, сестра Лиза, раскроют-произнесут свои мечты об идеальных людях, жизни, любви.
«Мы — дети солнца! Это оно говорит в нашей крови, это оно рождает гордые, огненные мысли, освещая мрак наших недоумений...»
В центре дома-олимпа прорисовываются две огромные двери, располагающиеся друг напротив друга. Через них будет врываться неумолимая правда существования в виде холерного бунта и буйствующих слуг.
Режиссер Сергей Каргин, напоминая о столетии пьесы и находя параллели в событиях начала XX века и сегодняшних, создает притчу. Конкретное социальное драматургической основы он максимально приглушает и пытается преобразовать в универсальное. Так возвышенный, романтический пафос «детей солнца» и неусмиримые животные начала народа изображаются как противостояние двух стихий: воздушной- бело-серой и огненной-бордовой. Чему отвечает и цветовое решение костюмов. Этот нехитрый... но концептуальный контрапункт задается на уровне пластики и звучания уже в первом мизансцене, когда Протасов в своей лаборатории на колесиках будет осторожно смешивать в стеклянных колбочках растворы, а дворник Роман (арт. Юрий Буслаев) с преогромным грохотом разрубать дрова. Далее многие мизансцены Каргин организовывает так, что геометрическая выстроенность (и в слове и в жесте) мечтателей-романтиков нарушается круговыми вторжениями хаотичной «медвежьей» силы дворни. И... словно петля затягивается вокруг «детей солнца».
Наверное, притчеобразность в целом задумывалась как ведущий способ осмысления темы кризиса общества, выражающегося в кризисе «лучших» его представителей. Подтверждение тому и финал — эффектный, что вообще характерно для спектаклей «Глобуса». Это необыкновенное символическое прощание с «детьми солнца», сравнимое только чуть ли не с уходом «мировой души». Но ни завораживающее исчезновение Протасова, Елены, Лизы в дымке небытия, ни разрушение «небесного» пространства, обнажающего самоё театральность — бесспорно красивые, не задевают восприятие. Не убеждают и не прозревают: кто же приходит на смену «детям солнца» (если уж мы о социальном-то пафосно!)? Кто (опять-таки!) виноват, что им приходится уйти? А сила притчи собственно в этом и заключается.
Все-таки моралистичный посыл режиссерской концепции не сходится с тем, какими изображаются «дети солнца» на сцене. Протасов в исполнении Павла Харина легковесный, с обворожительной, едва ли не с голливудской улыбкой, псевдофилософ. Все его велеречивые оптимистичные высказывания — не более чем игра в поэта. Как, впрочем, и соперничество с Вагиным (засл. арт. России Евгений Калашник) из-за Елены (засл. арт. России Галина Яськова) — всего лишь игра. Его причастность к «детям солнца» профанирована и проявляется только в инфантильности. Кажущейся противоположностью Протасова является Лиза (актр. Ирина Демидова / Елена Ивакина) с ее «черными крыльями» пессимизма. Но и это только видимость. Ее бесконечные монологи о «диких, озлобленных людях», произносимые на импровизированном пьедестале, очень похожи на треплевский (пародийный!) спектакль о мировой душе. Ни Павел Федорович, ни Лиза не становятся смысловыми центрами постановки, поэтому трагизм их ухода в последней сцене выглядит неоправданным. Актеры, исполняющие эти роли, ведут ироническое переосмысление главной темы. Да и как современный человек может изрекать подобное серьезно?
Синтез ироничного и трагического находит свое воплощение в другом герое. Чепурной Александра Смышляева — вот тот необходимый стержень в «Детях солнца» Сергея Каргина. Внешне он не пафосен, не привлекателен и, в отличие от Протасова, редко говорит связные речи. Чувствуется в нем какой-то барьер перед избыточностью слова, вуалируемый постоянным щелканьем семечек и украинским диалектом. Скорее он выражает себя пластически. Чепурной угловат и неповоротлив в желаниях спрятать зияющие краснотой огромные калоши или подарить Лизе все-таки купленные «на собачьи деньга» конфеты. И тем трогателен и не фальшив. Вся его внутренняя (вовсе и не социальная) трагедия неразделенной любви умещается в анекдот — «ветеринар повесился»... А меж тем, именно сообщение о смерти Чепурного и предшествующая ему последняя сцена с ним — самые сильные моменты спектакля. Закутавшись в пиджак, он спешно покидает дом, из-за которого ему перестало «любопытно жить», а на самом деле, жить ему уже просто незачем... И Лиза, узнав, о его смерти мчится за ним, в ту же дверь — и не может догнать, повисая на чьих-то руках, запрокинув свои «черные крылья». Смерть Чепурного обличает эфемерность и ущербность «детей солнца». Проблематизирует зло не социальное, а человеческое. Ритмически и смыслово спектакль заканчивается именно здесь. Приращения того и другого дальше уже не происходит...
И «Дети солнца», и другие увиденные мною постановки сложились в некую ретроспективу, которая позволяет сказать, что современная режиссура, сознательно и... бессознательно, растворяет миф о М. Горьком — догматике соцреализма. И Сергей Каргин, и Анатолий Праудин, и Евгений Марчелли выбирают философский способ прочтения пьес М. Горького, создавая либо спектакль-притчу, либо спектакль-размышление. Различие этих постановок в том, что где-то находится гармония между патетикой морали и ниспровергающей иронией, а где-то они существуют параллельно.
Сергей Каргин о спектакле «Дети солнца», театр «Глобус», Новосибирск (2004): «Пьесе „Дети солнца“ в следующем году будет сто лет, так что в отношении сюжета, его темы и персонажей можно говорить о завершении определенного цикла. Что же мы видим? Кровавые события 1905 года перекликаются с кровавыми событиями сегодняшней действительности, экономическая ситуация начала прошлого века и нынешняя — удивительно схожи, воспаленное людское сознание тех лет и разрушение личностей в нашем столетии также находят отражение друг в друге. Ход истории вновь указывает на повторение ошибок, которые невозможно избежать оттого, что мы — всего лишь дети Солнца, а не оно само... В своей работе над материалом мы фиксируем признаки вырождения нации и пытаемся размышлять, кто приходит на смену детям Солнца».