Ирина Тимофеева, «Ведомости»
С
Игорем Коняевым мы
встречались дважды. Сначала
— на
одной из
последних репетиций спектакля «Безумный мир, господа!», где поток неуправляемых частичек собирался в
единое театральное целое, стоило только питерскому режиссеру взять в
руки микрофон. А
затем на
прогоне премьеры, где Коняев, не
отводящий взгляда от
сцены, напоминал больше студента, который замер в
ожидании оценки. Впрочем, такая ассоциация была предложена самим Игорем Григорьевичем, который в
личной беседе признался, что новый спектакль для него
— это всегда экзаменационный билет. И
от
неудачи при неважном ответе не
спасут ни
«отлы» в
зачетке на
перевернутых страничках, ни
приравненные к
ним театральные награды.
В одноименном «Глобусе»
На наш диалог было отведено ограниченное количество минут — театр, принимающий форму задуманного режиссером сосуда, бурлил в буквальном смысле у наших ног, в большом зале театра «Глобус». И этот поток постоянно требовал к себе внимания. На фоне конструкций из пузырящихся колб и труб — невероятно красивых, но непонятных декораций — цокали каблуки на стилизованных под старину башмаках с бантами. Включалась фонограмма песни «Оoops, I did it again» — мягко говоря, своеобразный аккомпанемент к английской сатире XVII века. Подходили актеры. Сэр Нараспашкью, а по-нашему — Вячеслав Кимаев, демонстрировал свои не то трико, не то лосины, недоумевая, как правильно их носить. Анастасия Семенова, недавняя выпускница театрального училища, играющая мадам Остолоуп, жаловалась на сломанную застежку на корсете... В общем, то, что в этой предпремьерной суматохе Игорь Коняев успевал следить за ходом беседы, вызывало уважение.
— В глубоком шекспировском смысле в театре всегда театр. Там, где его нет, скучно, — открыл наш разговор Игорь Коняев.
— На вас не давит, что от вас многого ожидают?
— От меня? — искренне удивился он.
— Все же, «Золотая маска», Госпремия, лауреатами которых вы являетесь, накладывают свой отпечаток...
— В театре никакие премии и награды, никакие заслуги не спасают от успеха или неуспеха. Каждый раз, когда ты что-то задумываешь, все нужно делать заново, сначала... Это как бесконечный экзамен. Пьеса как билет. Ты вытягиваешь его — и либо даешь правильный ответ, либо не даешь. От этого зависит оценка. И каждый раз этот экзамен надо выдерживать. Поэтому если ждут — приятно. Хуже, когда не ждут. Я думаю, ждут не от меня, а скорее от «Глобуса». Это театр, который нельзя называть только новосибирским. Могу сказать, что в России он очень известен. «Глобус» всегда хочет быть оригинальными. Во всяком случае, именно так мне кажется.
— Как получилось, что вы вытянули билет с Томасом Мидлтоном?
— Любая пьеса должна попасть в обстоятельства. Эта была облюбована мной давно. Она предполагала колоссальные постановочные затраты. Если ставить, надо выполнить все задачи, которые заложены в этой истории. Пьеса сатирическая, трюковая, для нее необходимо много костюмов, переодеваний... Не каждый театр может это себе позволить — это с одной стороны. С другой — любому театру сегодня нужно иметь в репертуаре и Шекспира, и его современников. Все же новосибирский театр одноименен «Глобусу» — замечательному английскому театру. Поэтому сам Бог велел иметь в репертуаре английские пьесы.
— Но со времен написания «Безумного мира» прошло четыре столетия! Не получится ли, что это будет пародия на английский театр?
— Я опираюсь на ощущение времени. Любое время диктует проблемы, о которых необходимо размышлять. Мне кажется, что эта пьеса суперактуальна. Если б это было не так, я бы за нее не брался. С другой стороны, сатира сегодня и 400 лет назад — наверняка отличаются. И мы, увы, не можем воспроизвести ту, что была раньше. Мы не знаем, каким был театр в пору Шекспира. Если, скажем, в восточном театре сохранены традиции, то в европейском они утеряны полностью. Утеряна технология. Утеряно все. Это можно только придумать. Но невозможно реанимировать.
— Таким образом, то, как будет изображен английский театр, лежит на совести режиссера?
— Всегда все на совести режиссера. И мне бы очень хотелось, чтобы в этот раз она не мучалась и не страдала.
«Бенефис» Панькова
Сделала ли совесть Игоря Коняева облегченный «выдох» после премьеры? Скорее да, чем нет.
Спектакль «Безумный мир, господа!», вышедший в «Глобусе», можно назвать по-мидлтонски хулиганским. Особое настроение чувствуемся даже в оригинальном выпуске программки — можно сказать, целого британского таблоида с информацией о премьере и слухах вокруг нее. Легко ли было найти красные перья для костюмов в год Огненной Собаки в «городе будущего» (как сообщил постановочной группе один из плакатов на улице)? Что чувствовали продавцы, когда Илья Паньков перемерял женские туфельки в магазине обуви? И помогла ли двухчасовая беседа с режиссером на тему актерского ханжества заслуженному артисту России Павлу Харину (Кайус Грешен), который сначала отказывался играть эротическую сцену?
Сюжет пьесы, в свою очередь, подхватывает этот хулиганский настрой. Ричард Глупли (Илья Паньков), в имя которого — проказы времени — хочется добавить «вовсе не...» — считает, что может обвести вокруг пальца своего богатенького дядюшку. Делает он это творчески. При необходимости может с легкостью перевоплотиться в лорда: «Пышные брыжи, бороденка, пачули, которые за версту в нос шибают, — и все дела». Захочет, так предстанет в образе Бесс Хитроу, от которой, правда, разит вином, низом и табаком одновременно, но это лишь добавляет ей очарования. А ближе к финалу станет автором и исполнителем пьесы-экспромта «Подцепка», подлинность названия которой никто из других персонажей так и не раскусит...
И все же в этом спектакле, ставшем своеобразным «бенефисом» Ильи Панькова, который поменял на сцене рекордное количество образов и продемонстрировал свою комедийную многогранность, Игорь Коняев режиссерским подтекстом задал еще один важный вопрос: так ли очевидны границы между человеческими пороками, к которым был нетерпим англичанин Мидлтон? Какими знаками — плюсом или минусом — сегодня помечены доверчивость (сэр Нараспашкью), вседоступность (Бесс Хитроу), ревность (Остолоуп)... У каждого из этих качеств, как показало время, есть свои противовесы. И что поднимет чашу весов на этот раз, должен решить сам зритель.