Сергей Самойленко, «Континент Сибирь»
Город Минусинск в
Красноярском крае хорошо известен отечественным театралам, как и
имя главного режиссера этого театра Алексея Песегова. Постановки Минусинского драматического театра регулярно становятся лауреатами и
призерами самых престижных фестивалей, включая «Золотую маску», а
спектакль «Циники» восемь лет назад «Маску» получил. Сейчас режиссер ставит новую версию «Циников» в
новосибирском «Глобусе»
— премьера состоится 21
и
22
ноября. О
новой версии спектакля и
об
особенностях жизни и
работы в
Минусинске с
АЛЕКСЕЕМ ПЕСЕГОВЫМ беседует корреспондент «КС» СЕРГЕЙ САМОЙЛЕНКО.
— Почему вы решили ставить новую версию вашего спектакля «Циники», восемь лет назад получившего «Золотую маску»? Я видел его на фестивале «Сибирский транзит» в Иркутске, и он тогда произвел очень сильное впечатление...
— Ну, там было совсем не так, как должно было...
— Конечно, были проблемы и со светом, и с чужой сценой, но все-таки это было очень сильно и пронзительно. Так почему же вы решили снова взяться за этот материал?
— Так сложились обстоятельства. 15 августа мы должны были привезти в «Глобус» макет декораций спектакля «Я, бабушка, Илико и Илларион» по прозе Нодара Думбадзе, а 8 августа Саакашвили напал на Южную Осетию. И естественно, что в тот момент театр посчитал некорректным ставить спектакль по прозе грузинского автора. Пришлось менять планы, и из предложенного мною списка для постановки были выбраны «Циники». Спектакль этот в свое время был вообще показан раз двенадцать всего, его почти никто и не видел. Ну, свозили его в Москву на «Золотую маску»...
— Чем будет отличаться новосибирская версия от того спектакля?
— Я убрал все иллюстративные места, мне показалось, что актеры в «Глобусе» смогут справиться без этого. Сократил текст, поменял кое-где мизансценический рисунок. Естественно, будет другая интонация спектакля — потому что другие актеры. Но от основной концепции спектакля я не отходил, думаю, что ничего принципиально лучше я бы и не смог придумать. Да и смысла делать альтернативную версию я не вижу. Притом мне жалко тот спектакль. Самое большое отличие — это масштабы сцены. Те тонкие интонации, нюансы, обертона, с которыми спектакль выстроен, увы, уходят. Пришлось подыскивать адекватную замену всему этому.
— В вашем театре в Минусинске сцена, наверное, меньше раза в два?
— Почти в два раза. Классические размеры — шесть на девять метров. У нас же старый театр, зданию уже более ста лет.
— Вам удалось сделать в нем реконструкцию, о которой вы так долго мечтаете, — в прошлом году был повод, театру исполнилось 125 лет?
— Нет, так и не удалось, даже к юбилею. В декабре в театр должен будет приехать губернатор Александр Хлопонин, возможно, вопрос решится. В связи с кризисом надежд особых, правда, нет — пострадают, как всегда, в первую очередь культура и искусство, а уж для театра это ничем хорошим точно не кончится. Хотя, конечно, нам грех жаловаться — театр не обижен вниманием критиков, местные власти хорошо к нам относятся. Но зданию сто лет, и мы уже задыхаемся в нем. Есть, правда, одна идея, как превратить театр в настоящий театральный центр, с самой современной аппаратурой, с помещениями — но этим нужно заниматься, а я редко бываю в театре в последнее время, потому что много ставлю в других городах. Но в следующем сезоне откажусь от всех приглашений и буду работать дома.
— В вашем театре репертуар сильно отличается от среднестатистической афиши — тут и «Черный тополь» по бестселлеру советских времен о жизни сибирского села, и спектакль о судьбе японских военнопленных в Сибири, и другие не сказать что самые расхожие названия. Вам удается наполнять зал?
— «Черный тополь» — это как раз заказ наших зрителей, заказ города. Мы его показывали на фестивале театров малых городов России, Евгений Миронов пригласил нас с этой постановкой в Москву на фестиваль, который проводит возглавляемый им Театр наций. Возможно, весной мы будем его в столице показывать. Что касается коммерческой составляющей — не скажу, что зрители так и рвутся на наши некоммерческие спектакли... Но у нас есть железные договоренности и с городской, и с областной администрацией (театр — краевого подчинения) — половина репертуара работает «на кассу», половина — на творческий рост коллектива. Театр должен расти, должен отличаться чем-то от остальных, должен ездить на фестивали. Если мы сделаем упор только на коммерцию, театр скатится до простого развлечения. Поэтому мы идем на то, чтобы в репертуаре были спектакли, не приносящие прибыли, но необходимые для нормальной творческой жизни. Нас в этом понимают и поддерживают.
— В чем особенности существования театра в маленьком городе — причем театра по-настоящему хорошего, уникального? Очевидно, что перед вами стоят проблемы не только творческие, но и хозяйственные, и административные?
— Разумеется, это так, и главная проблема — сформировать труппу. Мне приходится арендовать 15 квартир для наших артистов. И на это нужно идти, чтобы была работоспособная труппа, чтобы не идти на ее сокращение. И мне удавалось в самые тяжелые времена иметь в труппе 40 человек. И сейчас удается. Главное — не ныть, а делать свое дело и смотреть в будущее с оптимизмом. Понимаете, у меня было много предложений возглавить какой-нибудь академический театр в средней полосе России, и в Красноярский краевой драматический театр им. Пушкина звали не раз — но я никуда не хочу уезжать из Минусинска. Мне нравится Минусинск, я люблю этот город. Мне и Красноярск нравится. И Сибирь вообще. Неважно, где ты живешь, совершенно неважно. Если мне удастся сформировать свой театр, со своим, абсолютно оригинальным репертуаром — я буду счастлив. Ну и, конечно, я был и остаюсь приверженцем русского психологического театра. Это молодые режиссеры говорят что-то типа: «Русский психологический театр, к сожалению, еще жив!» Понятно, по молодости лет.
— Нет у вас досады от того, что ваши — даже самые успешные и признанные — спектакли не получают такого резонанса, такой прессы, как многие вполне посредственные московские постановки? Что мало кто не видит. Те же «Циники», которые были показаны, как вы говорите, раз двенадцать... К вам и не все критики приедут, и на фестивали далеко ездить.
— Это, разумеется, печально, но приходится как-то мириться. Наверное, если бы я поставил «Циников» в Москве или Питере, они шли бы, может, до сих пор. Десятилетия! Раньше это меня печалило очень сильно, а сегодня отношусь к этой недолговечности более философски. Что ж, от этого в печаль уходить? Радоваться надо каждой минуте.
— Кто вы в театре для своих актеров — диктатор, отец родной?
— Ох, нет, и не диктатор, и не отец... У нас очень демократичные отношения, тем более что и жизнь совместная — вместе и все праздники в театре отмечаем, вместе и в тайгу выезжаем, и на рыбалку... Все держится на абсолютном доверии. Может, конечно, этот либерализм и портит их, но они меня не подводят.
— Возвращаясь к «Циникам». Что вы хотите донести до зрителей, что они должны вынести из этого спектакля?
— Ну вы и спросили! Если серьезно — чтобы они восприняли этот спектакль как предупреждение. Как предупреждение о том, что надо бережно относиться к любви. Это самое главное, мне кажется, — мы должны предупреждать людей от дурных поступков, побуждать к поступкам добрым. Может быть, я театром до сих пор потому и занимаюсь, что надеюсь на это. Как бы высокопарно это ни звучало. Но это не высокопарно, это правильно.