Ярослава Пулинович: «Хорошая литература не бывает мимимишной»

Тайга.инфо: У вас несколько десятков пьес. Почему для показа в Новосибирске вы выбрали именно «Бесконечный апрель»?

— Мне показалось, что эта пьеса хорошо подойдёт для читки: она небольшая, скорее, короткометражная. У меня, наверное, нет среди своих пьес любимчиков, и я часто говорю, что, когда пьеса идёт в жизнь, когда её начинают ставить, она будто бы становится чужой. Но это одна из тех пьес, которые мне нравятся, и писалась она легко.

Для меня «Бесконечный апрель» — в первую очередь, история о ценности человеческой жизни, которую невозможно измерить ни метриками, ни достижениями, ни историческими событиями. Никто не знает, какой след оставил после себя человек в общей гармонии мира и какой была его жизнь на самом деле.

Тайга.инфо: С чего обычно начинается пьеса? Вы говорили, что нет «авторской кнопки», которую можно осознанно включать, но всё-таки — как приходит замысел, как становится ясно, что пора писать пьесу?

— Наверное, когда большую часть дня ты думаешь об истории, которой не существовало. Вдруг она начинает жить своей жизнью, и ты понимаешь, что это — пьеса. Обычно это художественный вымысел, который мало связан с реальной жизнью. Но любое художественное произведение, — конечно, если оно про сегодня — получает импульсы из реальности.

Тайга.инфо: Плохую пьесу определить легче, чем хорошую, и многие люди театра говорят о соотношении плохих и хороших пьес как 95 к 5. Как вам кажется, это верно? И как это победить?

— О признаках плохой пьесы писали и Коляда, и Курочкин, и многие другие — это элементарные признаки графомании. Хотя в то же время Коляда говорит: «Не пишите про ангелов и чертей», — а у Богаева в «Dawn-way» и ангелы, и черти, и пьеса идёт во многих российских театрах.

Я работала ридером на драматургических конкурсах и могу сказать, что соотношение действительно верное. Ничего тут не сделаешь, это абсолютно нормальный процесс. Единственное, что способствует его колебанию, — как раз конкурсы, фестивали и лаборатории драматургов. Они здорово стимулируют, сразу видно, куда можно отправить свои пьесы. Люди поверят в себя, станут больше писать — процент хороших пьес останется прежним, но самих пьес станет больше.

Нужно наладить связь между конкурсами и театрами — возможно, обязать завлитов вычитывать шорт-листы. В тех театрах, где завлиты или директора деятельные, как правило, в репертуаре появляется современная пьеса.

Тайга.инфо: А отсутствие героя можно считать признаком плохой пьесы? Или безвольные мальчики, похожие на Сашу из вашей пьесы «Как я стал», настолько стали частью современной действительности, что больше объективно и писать не о ком?

— Речь всегда идёт о совокупности признаков, по одной черте не стоит судить о целой пьесе. Если рассказывать, что происходит в пьесах Беккета, слушатель может и вовсе не понять, о чём речь. Поэтому люди, упрекающие современную драму в «чернухе», скорее всего, не читали её и не думали о ней.

Тайга.инфо: Но ведь это на самом деле так. Радостных историй в современной драме почти нет.

— Когда я слышу что-то подобное, я обычно прошу людей пересказать сюжет «Гамлета». Между прочим, он заканчивается кучей трупов! Да и раскапывание могил там присутствует. Что значит «чернуха»? Это же наша жизнь. Можно рассказывать Шекспира или Достоевского, как некие отдельные от авторов истории, и получить такую же реакцию.

Большинство уверено, что театр — что-то весёлое, где мы должны не думать и париться, а просто прийти посмеяться. Думаю, это давление телевидения и сериалов: театр на автомате воспринимается как зрелище. Я заплатил деньги, и я хочу развлекаться. Думать и переживать в театр приходит только небольшая часть людей.

Тайга.инфо: Вам не кажется, что в последнее время как раз наметилась тенденция приходить в театр, чтобы сильнее растревожиться, распереживаться, расплакаться?

— Коляда говорит, что один из режиссёрских законов — сделать так, чтобы зритель два акта смеялся, а в конце расплакался. Современная драматургия, как и любая литература, часто сложна, — и это признак того, что она хороша. Она не поддаётся однозначной простой трактовке.

Сразу приходят на ум «поточные» пропагандистские советские писатели, авторы производственных романов. Моя бабушка преподаёт русский язык и литературу, и у нас, помимо хороших книг, шкаф был завален и такими романами. В них всё прекрасно, полная светлуха вместо чернухи, «над свинофермой вставало солнце». Абсолютная победа добра над злом и бобра с ослом. Но так ведь не бывает! Даже детские сказки, как правило, начинаются с отрубленных голов и тёмных лесов. И не потому, что народ злой, а просто потому, что хорошая литература не бывает мимимишной. Но определённый процент людей, насмотревшись сериалов, где всё заканчивается прекрасно, где злые и добрые очень понятны, начинает называть чернухой то, чего не хочет видеть.

Тайга.инфо: Расскажите, как вы снимались в «Небесных женах луговых мари». Случались ли какие-нибудь мистические штуки?

— Когда снимали мою новеллу — если помните, она начинается с того, что режут гуся, — мы попали на реальный языческий праздник, который проходит в лесу рядом с марийской деревней. Пришла вся съёмочная группа, попросила благословение у шамана, он прочитал обряд — мне было дико, я не привыкла, чтобы десяткам гусей на моих глазах перерезали горло. Но сама ритуальность этого процесса — режут гусей, тут же пекутся хлеба, поются песни, гусей ощипывают и варят вкусный суп, — всё это перебороло шок. Сниматься мне было очень интересно, сейчас я снялась у Федорченко в эпизоде ещё одного фильма, «Ангелы революции». Если позовут, снимусь ещё.

Тайга.инфо: А что за проект об уральской рок-культуре «Время колокольчиков», который вы задумали? Каким он планируется в итоге?

— Мы выиграли грант и начали работать большой командой. «Время колокольчиков» планирует быть пьесой-вербатимом о жизни музыканта и поэта Александра Башлачёва. Возможно, с вкраплениями художественного текста. Планируем, что питерский режиссёр Семён Серзин сделает из неё в Екатеринбурге спектакль. Сейчас завершаем первый этап работы, весной, надеемся, начнутся репетиции.

Тайга.инфо: Критики не стали к вам строже относиться в связи с постепенным уходом от ярлыка «молодой драматург»?

— Дело в том, что я не вступаю в отношения с критиками, это моё внутреннее устройство. Я совершенно не лукавлю. Не люблю читать про себя в газетах — читаю, только если мне покажут, и в первую очередь смотрю, хорошо ли получилась на фотографиях. Меня больше волнует, получился ли спектакль по моей пьесе, чем то, хвалят или ругают сами тексты — в конце концов, они и мне не все нравятся.

Ярлыки и штампы навсегда поставить невозможно — жизнь длинная, всё быстро забывается. Было время, когда я переживала из-за рецензий. Мне сказали: «Не переживай, всякое диво — на три дня».

Тайга.инфо: Вам не бывает тесно в Екатеринбурге?

— Совсем нет. Мне в Москве тесно. Слишком много людей, даже незаметно, что больше места. Екатеринбург — прекрасный город. Когда я только туда приехала, у нас с друзьями сложился его образ как города-пацанчика, такого, что никогда не даст тебе расслабиться, и при этом — очень талантливого, немножко как будто Бориса Рыжего. Сколько раз у нас не было жилья, денег, не было ничего — и город словно приходил к нам на помощь, говорил: «Так, ребята, идите туда». Мы встречали каких-то людей, они оказывались художниками с мастерской, в которой можно было пожить, тут же появлялись деньги и еда. Всё происходило так легко и стремительно, что создавалось ощущение: город тебя ведёт.

Я во многих городах была и ни один не могла назвать культурным мегаполисом, похожим на Екатеринбург. Но вот в Новосибирске я впервые, и он уже производит на меня впечатление. Приехала и первым делом сказала: «Пойдём в метро, я хочу сравнить его с нашим!» В метро ещё не ходила, но даже по книжным магазинам, в которых успела побывать, создалось впечатление столицы.