Инна Кремер, «Советская Сибирь»
11
апреля на
малой сцене театра «Глобус» состоится премьера спектакля «Анна Кристи» по
пьесе американского драматурга Юджина О’Нила в
постановке московского режиссера Владимира Берзина. Берзин
— ученик А.
Эфроса и
А.
Васильева, несколько лет работавший главным режиссером Красноярского ТЮЗа, а
также преподающий актерское мастерство в
ГИТИСе и
ВГИКе. На
его счету множество спектаклей, поставленных по
пьесам классиков
— А. Островского, А.
Чехова, П. Мариво и
др. Одна из
последних нашумевших работ
— постановка пьесы «Джульетта и
ее
Ромео» Клима во
МХАТе им. А.
Чехова.
Итак, несколько вопросов перед премьерой:
— Владимир, чем для вас является театр?
— Театр — это инструмент познания Бога, такой же, как религия, наука и другие искусства. Как только он перестает быть таковым, он перестает быть театром и становится шоу-бизнесом. Между ними очень тонкая граница. Театральное действо возникает из ритуала — от шаманского, буддистского до христианского и магометанского, который в какой-то момент выходит за пределы алтаря, а потом и за пределы храма. Театр за последние триста лет стремительно теряет связь с тем, из чего он вышел. Он предлагает в закамуфлированном виде порок, оправдывая себя тем, что показывает его для того, чтобы предостеречь. Это увертки! Можно показывать на сцене разбойника, только когда в итоге он как личность меняется. Если изменения! в сторону плюса не происходит, то это грех.
— Чем обусловлен ваш интерес к О’Нилу?
— О’Нил глубоко театрален, как Островский и Достоевский, хотя Достоевский не писал пьес. В первую очередь, есть интерес, связанный с текстом. Я слышу в нем эстетическую загадку. О’Нил привлекателен для меня тем, что пишет ли он о кочегаре и проститутке или о родовитой семье с юга, он показывает людей нового времени, в глубине отношений которых запрятан миф. Пьеса «Анна Кристи» поначалу выглядит как социальная драма. Звучит сленг, отражающий среду и характеры этой среды, и вдруг вопреки всему рядом со сленгом появляются высокие мысли, на первый взгляд, не свойственные «низкому люду» — о жизни, о духе, о выборе, о вере. И тогда пьеса раскрывается невероятной поэзией, и ее структура оказывается очень непростой. Психология определенных человеческих типов и чистый диалог об истине в тексте причудливо перемешаны. Получается очень красивый театр. И в открытии этого сложного театра состоит мой профессиональный интерес.
— То есть можно говорить об уникальности героев пьесы?
— Герои О’Нила красивы зрелостью отношений с самими собой и миром. Персонажи пьесы готовы отвечать за свою жизнь по самому большому счету. Их историю надо честно рассмотреть, доверяя автору.
Героиня — Анна Кристи — женщина, в которой сразу слышится ее невероятная независимость и свобода. Я не могу объяснять ее судьбу теми социальными условиями, в которых ей приходилось существовать — они для меня далеки и не лежат в области моего опыта. Анна, в моем видении, — воплощенный образ абсолютной женщины. В простой истории любви выявляется конфликт «инь» и «янь» в своей глобальной космической неразрешимости и единстве. И тогда открывается символика пьесы — море как женское начало, которое моряки хотят избороздить, которое и манит их, и пожирает, которое они и любят, и ненавидят.
— Любовная история, преподнесенная с точки зрения абсолюта, на ваш взгляд, сегодня способна увлечь зрителя?
— Человек в зале сегодня проживает в своей жизни такие сюжеты, которые человеку на сцене зачастую и не снились. Это в семидесятые годы на сцене была жизнь, а в зале — застой. А сейчас наоборот. Предположим, что в зале сидит человек, который бросил семью, уехав в Америку, а через пятнадцать лет нашел свою дочь. Рассказывать ему историю его же взаимоотношений с дочерью неинтересно — он ее лучше знает. Но театр может предложить ему разговор о том, какова природа того, что с ним произошло.
Зритель, который подвергает сомнению собственное ощущение, что мир не совсем такой, каким он его воспринимает, хочет видеть оборотную сторону. И тогда театр может открыть миф, в котором человек существует. Оправдать злодея не в юридическом смысле, а в смысле человеческом театр, знающий про мир, про Бога, в состоянии.