Поллианна
2
апреля вторник
18:30
14
апреля воскресенье
18:00
2 апреля 18:30 · вторник
14 апреля 18:00 · воскресенье
Поллианна
6+
Большая сцена вполне реальная история Элинор Портер
6+
Art
2
апреля вторник
18:30
2 апреля 18:30 · вторник
Art
16+
Малая сцена психологический фарс Ясмина Реза
16+
Отель двух миров
3
апреля среда
18:30
3 апреля 18:30 · среда
Отель двух миров
16+
Малая сцена Эрик-Эмманюэль Шмитт
16+
Дни Турбиных
4
апреля четверг
18:30
4 апреля 18:30 · четверг
Дни Турбиных
12+
Большая сцена Михаил Булгаков
12+
Чук и Гек
4
апреля четверг
14:00, 18:30
4 апреля 14:00, 18:30 · четверг
Чук и Гек
6+
Малая сцена советская сказка о счастье Аркадий Гайдар
6+
Женитьба Бальзаминова
5
апреля пятница
18:30
5 апреля 18:30 · пятница
Женитьба Бальзаминова
16+
Большая сцена Александр Островский
16+
Спасите Леньку!
5
апреля пятница
14:00, 18:30
5 апреля 14:00, 18:30 · пятница
Спасите Леньку!
12+
Малая сцена Малика Икрамова
12+
Ревизор
6
апреля суббота
18:00
6 апреля 18:00 · суббота
Ревизор
12+
Большая сцена Николай Гоголь
12+
Доклад о медузах
6
апреля суббота
18:00
6 апреля 18:00 · суббота
Доклад о медузах
12+
Малая сцена Али Бенджамин
12+
Денискины рассказы
7
апреля воскресенье
18:00
13
апреля суббота
18:00
Трое в лодке, не считая собаки
7
апреля воскресенье
18:00
Учитель танцев
9
апреля вторник
18:30
9 апреля 18:30 · вторник
Учитель танцев
16+
Большая сцена Лопе де Вега
16+
Лисистрата
9
апреля вторник
18:30
9 апреля 18:30 · вторник
Лисистрата
18+
Малая сцена Аристофан
18+
Всем кого касается
10
апреля среда
18:30
11
апреля четверг
14:00, 18:30
Игроки
10
апреля среда
18:30
10 апреля 18:30 · среда
Игроки
16+
Малая сцена Николай Гоголь
16+
Каштанка
11
апреля четверг
14:00, 18:30
11 апреля 14:00, 18:30 · четверг
Каштанка
6+
Малая сцена нескучная история для маленьких и взрослых Антон Чехов
6+
104 страницы про любовь
12
апреля пятница
18:30
12 апреля 18:30 · пятница
104 страницы про любовь
16+
Большая сцена Эдвард Радзинский
16+
Горе от ума
20
апреля суббота
18:00
21
апреля воскресенье
17:00

Владимир Гурфинкель: «Я против сценического онанизма!»

16 Января 2009
Ираида Федорова, «Новая Сибирь»

Питерский режиссер Владимир Гурфинкель любит жену, детей, Петербург, театр, цитировать Маркса и Шолом-Алейхема, а еще — лежать под штангой.

Владимир Гурфин­кель, режиссер ново­го спектакля театра «Глобус», прибыл к нам из Санкт-Петербурга. После премьеры сразу же улетел, Новый год встречал уже далече, но дело его в Новосибирске живет, афи­ши с названием «Чума на оба ваши дома» расклеены по всему городу, спектакль грозит стать хитом сезона. Как остроумно заметил один знакомый критик, Го­рина трудно испортить. А Гурфинкель такой целью и не задавался. Горинские пьесы всегда находили «своего» режиссера. В дан­ном случае им стал Влади­мир Гурфинкель.

 Владимир Львович, проштудировав вашу крат­кую, но, тем не менее, занимательную биографию, под­готовленную коллегами из «Глобуса», я для себя отме­тила, что вы с Украины. Или, как теперь требуют выра­жаться новые правила, «из Украины». А где именно про­шло ваше детство?

 Всю жизнь разыски­ваю карту мира, на которой был бы этот городок, Умань. Он маленький! Находится в Черкасской области, между Киевом и Одессой. В этом городочке есть совершенно чудный парк Софиевка, жемчужина Европы, лан­дшафтный шедевр, постро­енный графом Потоцким. Парк — со своей историей, со своим настроением. Я по нему скучаю. В Умани я ро­дился и там же отмучил школу.

 Плохо учились?

 Наоборот! Таково сво­йство моего ума, что я очень быстро схватываю знания. И потому учиться десять лет мне было невероятно скуч­но. Я или получал пятерки, или... не получал ничего, по­тому что сбегал с уроков. Не­возможно было слушать в тысячный раз то, что я дав­но уже впитал. И два инсти­тута я закончил — тоже с мучениями. Второй инсти­тут — так вообще экстер­ном. Как только такая воз­можность появилась, сбе­гать с занятий легально, так я сразу ею воспользовался. Надо ценить время! Жизнь коротка, и столько уже НЕ сделано... И еще предстоит НЕ сделать. Потому во мне жива извечная потребность экономить собственное вре­мя, как бы удлиняя себе жизнь.

 А тут еще ужасные жур­налисты пристают с интер­вью...

 И не говорите, особенно если учесть, что у меня через час репетиция... Но посидеть здесь, в фойе «Глобу­са», отдохнуть, поговорить с вами — так хорошо! Посмотреть в окно опять-таки... (выглядывает в фирменное глобусовское окно-иллюминатор). И увидеть там вашу местную достопримечатель­ность, то место, ради которо­го стоит жить.

 Что же это? Оперный, наша главная достоприме­чательность — он вроде в другой сто­роне; здесь лишь городская магистраль, обычная ули­ца...

 Э, не скажите. А спор­тивный комплекс «Динамо» напротив «Глобуса»?

 А какое отношение име­ете вы к этому славному спортивному комплексу?

 Прямое. Там спортзал. И я туда хожу, чтобы потас­кать железо.

 Честно сказать, не встречала пока еще ни одно­го режиссера, который бы любил лежать под штангой.

 А это еще одно свойство моей натуры. (Прищурива­ется.) Парадоксальность. Считается, что режиссер — обязательно такой тонкий интеллектуал, говорящий на двух-трех языках, но хи­ляк, трех килограммов не поднимет. А одно другому не мешает!

 Если я правильно вас по­няла, вы, плюс к штанге, еще и полиглот?

 Ну, это слишком громко сказано; полиглот, хотя немножко разговари­ваю на разных языках. С вами — по-русски. Думаю на идиш. Первый институт заканчивал на украинском языке, украинской мовой владею краще... Кандидат­ский минимум сдавал по-французски, сейчас это помогает, когда бываю в Париже.

 Это какую же силу воли надо иметь, чтобы трениро­вать и ум, и тело одновре­менно!

 Когда-то, относительно рано, я осознал, что при мо­ей профессий воля — необходимое качество. Каким я был? Нежным интеллиген­тным еврейским мальчи­ком. Но пришлось!

 Скрипочка и шахматы в детстве?

 Не скрипочка. Виолон­чель. И шахматы. И до сих пор их уважаю. Все как водится. Но в подростковом периоде что-то начало ме­няться в характере. И я стал воспитывать в себе волю. Потом это здорово пригоди­лось! Потому что заставить тысячи людей сделать что-то — это одно, но надо сначала уметь себя заста­вить. Это другое. И для этого существует во-он то самое место, спортзал. Мне там хо­рошо. И здесь хорошо, в театре. Пожалуй, даже не вписываюсь в театральные параметры. Не для печати, но вот, можете полюбопы­тствовать... (подвигает впе­ред плечо и предлагает по­щупать внушительный би­цепс, выпирающий из-под ткани пиджака).

 О, почему же не для пе­чати! Театралы нашего горо­да должны знать о таких ге­роях! Да, чувствуются ваши многолетние тренировки, с юности. А в каком возрасте вы поставили ваш первый спектакль?

 В неприличном для режиссера возрасте.

 Поздно?

 Рано! Сейчас мне сорок шесть лет, а я уже двадцать пять лет занимаюсь профессией.

 Первый опыт режиссуры был удачным? И что это был за спектакль?

 Ох! Спектакль, за который стыдно. Но «лишь научившись падать, человек может научиться ходить». Великие слова Маркса.

 В последнее время Маркс не сходит с уст моих собеседников. Стал особо популярным в связи с кризи­сом.

 Я цитирую не только Маркса. Много чего читаю и, в чем вам уже открылся, с лету запоминаю. И получаю гигантское удовольствие от постижения. Моя профес­сия, по словам Товстоного­ва, это соотношение знания и опыта. Знать, понять, по­чувствовать и потом мини­мальным количеством дви­жений реализовать — вот к чему надо стремиться. Иног­да что-то может сделать и любитель, но он будет нажи­мать соседние клавиши, беспомощно искать. Професси­онал же точно понимает, ка­кой путь надо пройти от и до.

 И знает, каков будет ре­зультат?

 Нет, не всегда. «Нам не дано предугадать...» Но этот путь — от того, что ты придумал, до того, что ты сде­лал, — он должен быть отра­ботан на уровне рефлексов!

 Хорошо, тогда задам такой вопрос... Когда-то здесь же, в этом же интерьере, спрашивала об этом Вале­рия Фокина. Интересен ваш вариант ответа. Вы можете просчитать успех спектакля? Зрительский? Кассовый?

 А как же! Ну есть же какие-то темы, которые яв­ляются дефицитными! Например, искренность являет­ся дефицитом. Она сейчас встречается крайне редко. Как в быту, так и на сцене. Люди разучились искренно общаться.

 А с кем предпочитаете общаться вы?

 В выборе между живы­ми сегодняшними собесед­никами и почившими гени­ями ушедших эпох я выби­раю вторых. Мне они значи­тельно интереснее.

 А живые гении на вашем жизненном пути встреча­лись?

 Да, конечно, я встре­чался с гениями. И с Серге­ем Сергеевичем Аверинцевым, и с Дмитри­ем Сергеевичем Лихачевым, со многими великими мас­терами театра.... А также с блестящим ученым, профессором Громцевым, который занимался психологией ма­лых групп. Фантастическая личность! Читал он как-то одну диссертацию и вынес такой вердикт автору: «Кто-то думает, что это отсе­бятина, а на самом деле — отъевотина!» Это словечко, «отъевотина» — ему при­надлежит. Молниеносная реакция, чувство юмора бесподобное... С Громцевым ме­ня свела исследовательская деятельность, связанная с психологией поведения человека. Для режиссера знать подноготную людей просто необходимо. Ресурсы и резервы. И масштаб. Есть огромное число людей, для меня притягательных. Мне интересно за ними наблю­дать. На сегодняшний день одна из таких личностей — Гарри Каспаров.

 Мне довелось брать у него интервью. И он тоже был героем полосы «Люди/Мнения» в газете «Новая Сибирь».

 Лестно, очень лестно быть в одном ряду! Выдаю­щаяся личность. Видите ли, наступило время среднего клерка, серого человечка, и когда я вспоминаю таких людей, например, как Борис Николаевич Ельцин, то по­нимаю, что личности подо­бного масштаба нам сейчас очень не хватает. Да, были у него свои достоинства — недостатки. Напиться и упасть с моста, прилететь в Герма­нию и пописать под колесо... Но и в этом чувствовался масштаб! Большой русский царь. Меня большие русские цари сильнее интересуют, чем измельчавшие русские клерки. И поступки мне ин­тересны такие: понравилась мужику баба, он положил ее на плечо да унес. И на сцене чтобы так, и в жизни. При тотальном дефиците масштаба, мощности, а также искренности и правды, которые заметны сейчас в жизни, в политике, в СМИ, только на театр и остается уповать. Только на театр! Во время пресловутого кризиса все больше и больше люди будут приходить в театр — за искренностью, за большими личностями, за мощ­ными поступками. Потому — да здравствуют Король Лир, Гамлет и остальные Герои с большой буквы. Мне хочется поставить спек­такль «Как закалялась сталь». Я говорю без иро­нии. Это книга о людях, которые несмотря ни на что до­бивались своей цели. Пусть цель была призрачной. Нет ничего притягательнее, чем масштаб личности для меня как для режиссера.

 А вы ставите для себя Цели? С большой буквы?

 Да, я ставлю перед со­бой максимальные задачи, поэтому часто проигрываю. Но и побеждаю! Правда, не хочется об этом распространяться, получается такая изощренная форма самонах­валивания. Хотя, по сути, — все, что у меня есть на се­годняшний день, всего я добился сам. Ни наследства, ни протеже у меня никогда не было. Завоевал все, что

имею, как воин! А главное мое достояние — это моя профессия и моя команда.

 А вы творите для себя в большей степени, как многие художники, или для зри­теля?

 Процесс творчества требует для меня многих со­ставляющих. Я не могу «писать в стол», я должен делать спектакль. Я — некий аппарат для делания спектаклей. Приспособление для созидания спектаклей. Это я. А для того чтобы их создавать, мне нужны успешные работы, на которые бы реа­гировали другие люди. И только их заинтересованность во мне приведет к то­му, что я опять буду востребован, опять реализован. A создавать произведения театрального искусства для се­бя — это изощренная форма онанизма. Все мы хотим выходить на поклоны!

 Но был же Сальвадор Дали, который назвал себя «великим мастурбатором» в искусстве?

 Та-да-да-да-да... (чтобы утихомирить интервьюершу, напевает марш. Пауза). Лишь Сальвадору Дали, в его эффектной жизни, по­зволялось вытворять подо­бное. Да и то делал он это только затем, чтобы произ­вести на публику еще боль­ший эффект. Я не верю в са­модостаточность творческо­го акта театрального челове­ка. Я против сценического онанизма! Можно роль сыг­рать на улице. Или дома. Для себя. Но хочется все-та­ки на сцене. Для людей. У таких, как я, — публичная натура. Мы — публичные люди! А все остальное — са­мообман в лучшем случае, в худшем — обман окружаю­щих.

 Чувствуется, вы не толь­ко Маркса почитываете. И философов разных тоже. Не так ли? Или вы сам себе Сок­рат? Кстати, чем-то внешне похожи: тот же профиль и ан­фас...

 Всем похожи. Кроме Ксантипы. Я бы ее трех дней не выдержал.

 А ваша супруга, кто она, какая?

 Потрясающая женщи­на, с которой мы уже не один десяток лет. Да вы увидите ее сегодня на премьере, она художник спектакля «Чума на оба ваши дома». Зовут ее Ирэна Ярутис.

 У вас одна жена?

 А жена и может быть только одна. Все осталь­ные, при их наличии, име­ют определение: «быв­шая», «первая», «вторая» и т. д.

 Знаю, что у вас трое де­тей. Кто-то их них пошел по вашим стопам?

 Нет, никто из троих, к счастью. Они занимаются живописью, музыкой — и пусть занимаются. Будут где-то рядом с театром. Но не в театре. Они не должны быть носителями фамилии. Фамилия им не должна ни помогать, ни мешать.

 Фамилия у вас, кстати, трудная. Но я ее, наконец, выучила!

 Значит, уже не забуде­те. В этом прелесть фами­лии. Ее не хочется пропус­тить. Хочется осознать.

 Она что-то означает?

 Да, но это столь горде­ливо, что боюсь произнести, дабы не упрекнули в нескромности. «Гур» — учи­тель, а дальше... Ну, в об­щем, сильно горделиво. У меня еще и имя-отчество та­кие же, со смыслом: Владей Миром, сын Льва, царя природы. А если сюда еще фа­милию блистательную... Дальше уже как-то неудоб­но жить получается!

 Что для вас Санкт-Петербург? Давно вы там живете?

 Давно. В Санкт-Петербург я приехал учиться. Из Киева, где тоже учился, получал первое высшее обра­зование. В Санкт-Петербур­ге мне всегда было хорошо, уютно. Меня пригласили в БДТ, я выходил из театра, курил — я тогда еще курил, четыре года назад бросил, опять же, вырабатывая во­лю, — и засматривался на окна в доме напротив БДТ. И каждый раз думал при этом: «Как красиво!» И как будто видел себя за одним их тех окон. Спустя много лет рассказал об этом своему од­нокурснику. Встретились, развспоминались: «А ты по­мнишь? А ты?...» Факт не­значительный, казалось бы, окна... А у однокурсника сестра за это время выросла и, как выяснилось, стала риэлтером. Ну что сказать... Теперь эти окна мои! Если хочешь — всего добьешься. Главное — хотеть! И надо всегда хотеть большего, да­же фантастического. Гос­подь всегда дает тем, кто жаждет. Когда у человека есть потребность и он кладет на чашу весов все — Господь ему дает. Если не все кладет, есть еще, куда пальчик вста­вить, то человек терпит фи­аско. А так, между строк... Не верю я в открытия, со­вершаемые с девяти утра до шести вечера. Не верю в со­временный образ жизни и в то, о чем я уже сказал и что меня страшно раздражает: в психологию клерка, в плас­тмассовых людей, с позволе­ния сказать «менеджеров». Им все равно, чем или кем руководить! У меня есть один дальний родственник, он занимается бизнесом. Я его спрашиваю: «А что у те­бя за компания?» Он отвеча­ет: «Нормальная компания, подо мной 400 человек. Все серьезно». Это меня угнетает. Происходит подмена ценностей. Такие люди — как пластиковые бутылки. В них можно влить что угод­но — фашизм, национа­лизм, цинизм, прагматизм... Меня это очень расстраива­ет.

 А что вас радует?

 Радует, что я вашем те­атре поставил спектакль. Татьяна Николаевна Людмилина — упорный чело­век. Она смотрит на карту страны и отслеживает ре­жиссерские успехи и не­успехи. И театр «Глобус» ве­дет такую жизнь — коллек­ционера: он коллекциони­рует хорошие режиссерские работы. Наши переговоры начались пять лет назад, но было то недосуг, то мы не со­впадали по срокам, по тематизму... А тут Татьяна Ни­колаевна позвонила и с та­кой элегантной категорич­ностью заявила: «Или мы с вами сейчас договариваем­ся, или я вычеркиваю ваше имя из своей записной книжки». (Смеется.) Я под­умал, как-то жалко выбы­вать из списка «Глобуса», если здесь были и Черняков, и Фокин, и много кто еще! Попасть сюда лестно. Нес­праведливо, если так и не встретимся: я и театр «Гло­бус». Ведь, как говаривал великий Шолом-Алейхем: «Счастье идет нам навстре­чу. Мы в одну строну, а оно — в другую». Иногда схо­дишь с ума, когда на один период тебя приглашают сразу в три места. Но, нако­нец, мы совпали! А тут еще и главным режиссером теат­ра стал Алексей Михайлович Крикливый. Это тоже важный аргумент «за». Мы встречались в Красноярске, а он там же учился актерскому мастерству. Очень давно знаю этого режиссера. И, несмот­ря на то, что между нами разница в возрасте лет в десять-двенадцать — я-то ни­когда не был молодым ре­жиссером, я сразу стал монстром (улыбаясь), — мы хорошо понимаем друг дру­га. И я сейчас им просто лю­буюсь, потому что, к счас­тью, ушло время крикли­вых режиссеров и пришло время тишайших. Алексей Крикливый — тихий интел­лигентный, очень цельный, постоянно растущий режис­сер. И это так радует! А вы спрашиваете, что меня раду­ет... А еще радует, даже веселит, когда мои студенты видят меня вот в таком обра­зе (достает мобильник и показывает снимок): Гурфин­кель в коже, с дредами на голове, стянутой банданой, рассекает по Питеру на мощном байке. И вслед за мной несется возглас: «Не может быть! Наш Владимир Львович?!» Но я его, естес­твенно, не слышу, мотор ре­вет, я лечу и чувствую себя... в своем седле!

Решаем вместе
Сложности с получением «Пушкинской карты» или приобретением билетов? Знаете, как улучшить работу учреждений культуры? Напишите — решим!

Ваше мнение формирует официальный рейтинг организации

Анкета доступна по QR-коду, а также по прямой ссылке:
https://bus.gov.ru/qrcode/rate/373272