Марина Вержбицкая, «Новая Сибирь»
Профессора Ярославского театрального института, режиссера Александра Кузина причисляют к
когорте ведущих русских режиссеров среднего поколения, которые, несмотря на
новые театральные веяния, остаются продолжателями традиций русского реалистического театра. Александр Сергеевич в
свою очередь уверяет, что только такой подход может вывести нынешний театр из
кризиса и
избавить зрителя от
«духовного секонд-хэнда». «Современный театр очень похож на
человека, который, пребывая в
абсолютной растерянности, топчется на
месте. Есть некая иллюзия движения, но
самого движения нет»,
— замечает режиссер. Буквально через неделю одну из
попыток наладить театральное движение можно будет увидеть в
театре «Глобус»:
27–28 января на
малой сцене состоится премьера спектакля «Месяц в
деревне» по
пьесе Ивана Тургенева.
— Александр Сергеевич, почему выбор пал именно на пьесу Тургенева?
— С молодости в моей жизни возникал Тургенев, и все время не удавалось что-то сделать. Было много других пьес и других авторов. И вот, наконец, «Месяц в деревне». Тургенев — необычайно проникновенный автор, неповторимый в своей самобытности. О такой любви и так о любви у нас не говорил никто. По Тургеневу, любовь — это не только созидание, но и разрушение, не только счастье, но и мучения. В этой пьесе есть все, чего нам сегодня не хватает. Наверное, и сейчас такая любовь тоже есть. Но мы давно забыли об этом или перестали говорить.
— Вы полагаете, современные авторы в своих пьесах не способны затронуть зрителя так, как затронули бы его классики?
— Современные пьесы носят несколько депрессивный характер. И в этом некого винить. Просто действительно все изменилось: и время, и люди, и страна... Мы долгое время болели, и поэтому выздоровление наше идет очень трудно. Вообще, трагической проблемой современного мира является чувство собственного достоинства. Если театр будет себя уважать, он не опустится до пошлости, которая убивает и истину, и красоту. А для того, чтобы не опуститься, нужно говорить о вечном, о прекрасном, говорить о позитиве. И обязательно хорошими словами. Вот поэтому я и вспоминаю русскую классику. К тому же с некоторых пор я придерживаюсь мнения, что если тема душевно близка, интересна и понятна мне, то и зрителю она будет, по крайней мере, не безразлична. Я делаю то, что мне хочется, чем нравится заниматься, — русский психологический театр.
— Но ведь традиции сегодня не в фаворе...
— Я очень устал от нынешней агрессивной режиссуры, когда режиссер пытается показать себя, любимого, забывая при этом о предмете разговора и зрителе. А ведь мы работаем для людей. И главная задача — заставить задуматься, помочь осознать, открыть для человека что-то новое. И не нужно в этом опускаться до какого-то приземленного уровня, нужно, наоборот, зрителя подтянуть, показать ему то, чего он не знает, не понимает или, быть может, о чем не задумывается. Классика — она на то и классика, что существуют темы, которые остаются современными и сегодня. Театр должен образовывать своего зрителя, делать его чище и мудрее.
— Как вы относитесь к тому, что многие режиссеры и театральные компании популяризируют театр в качестве увеселительного средства?
— Я, честно говоря, не уверен, что театр — это место отдыха. Вернее сказать, убежден в обратном. Это какая-то приватно понятая идеология советской эпохи, дескать, мы работаем-работаем, приходим к вам, а вы нам еще Вампилова показываете. Зачем нам это? Дайте что-нибудь повеселее. А между прочим, русский театр всегда был театром идеи и властителем дум, воспитывал чувства зрителей, что очень важно. Просто с изменением театральных функций мы перестали понимать, как это делать. Наверное, поэтому и появилось такое футбольно-агрессивное поколение.
— С другой стороны, новое поколение заставляет режиссеров искать новые формы подачи: сближение с кино, различные эксперименты. Вы принимаете это?
— Должен ли театр пользоваться художественными средствами, которые использует кино? Да. И это хорошо. Театр может и должен быть разным. Единственное, каким он не имеет права быть, — скучным. И все-таки, мне кажется, главная сила театра — живой актер на сцене и живые чувства, которые рождаются здесь и сейчас. На наших глазах. Что касается экспериментов — подлинный эксперимент в театре сегодня может происходить только в малом пространстве и только по современной драматургии. Вот это действительно неизвестное, потому как тот путь, что предлагают нам современные авторы, — это и есть неизвестное, а значит, интересное и необычное. Молодежь тянется к таким постановкам, что-то для себя находит, какие-то острые темы, больные вопросы. Был ряд тем, которые когда-то, лет 20–30 назад, мы просто не обсуждали, поскольку нам упорно внушали, что у нас этого нет. А сегодня мы говорим обо всем открыто. Правда, сталкиваемся с тем, что все это больно, а иногда просто неприятно и резко. Другой вопрос, что именно мы должны говорить на большую аудиторию и какими именно должны быть зрители, чтобы все это выдержать? Ответ пока не ясен, но, безусловно, постепенно начинает всплывать на поверхность.