Олег Юмов: «Чем круче автор, тем интереснее вести с ним диалог»

В Новосибирском молодежном театре «Глобус» премьера драмы «Гроза» по пьесе Александра Островского. Постановку хрестоматийного текста на большой сцене театра осуществит московский режиссер Олег Юмов, представивший в прошлом сезоне камерную версию платоновского «Возвращения». Работая над Островским, режиссер обещает ничего не придумывать и правильно читать мысли драматурга между строк. Господин Юмов поднимет вечные темы материнства, измены, чужаков и веры, но уйдет от стереотипных трактовок характеров. Силой режиссерской мысли автор спектакля найдет современный стиль существования в словесном действии XIX века и внедрит в тело постановки новое действующее лицо — ожившую реку Волгу.

— Олег, «Гроза» — пьеса из вашего режиссерского портфеля. Как давно вы взяли ее на заметку?

— Я редко беру к постановке те вещи, с которыми не прожил. Мои взаимоотношения с этой пьесой длятся с 2002 года. На втором курсе Российской академии театрального искусства у нас был целый семестр, посвященный Островскому. Все студенты выбирали себе отрывки. Через произведения одного автора мы проникали в природу драматургии. Я выбрал две пьесы — «Грозу» и «Не от мира сего». Но тогда я опасался брать отрывки, связанные с Катериной. Например, известный монолог «Почему люди не летают, как птицы?» Наверное, потому что не был готов и не знал, как эти отрывки художественно решить. Мне тогда были интересны персонажи второго плана: Кабаниха, Дикой, Феклуша, Кулигин. На четвертом курсе я принимал участие в лаборатории молодой режиссуры в Екатеринбурге и вновь вернулся к сценам из «Грозы».

— Как менялся со временем ваш взгляд на это произведение?

— Суть, мне кажется, не меняется. Ты просто начинаешь глубже проникать в драматургический материал. В течение девяти лет я периодически мысленно возвращаюсь к «Грозе», провожу параллели с произведениями других авторов. И в личном, и в профессиональном плане я расту. Больше узнаю о жизни, о людях. Вместе с этими знаниями ко мне приходит большее понимание персонажей. У режиссеров есть такая поговорка: «Не мы выбираем, а нас выбирают». Мне кажется, что «Гроза» сама меня к себе притягивает. Я чувствую в ее персонажах глубину и этническое начало.

— Александр Островский пользовался особой любовью советского зрителя. Его пьесы притягивали режиссеров «глубоким социальным пафосом», «яркими, полными глубокой социально-психологической правды типами», «народностью». Чем сегодня интересен драматург Островский?

— Сейчас такое время, когда всех интересует только результат. Важными стали моменты скандала, эпатажа, временного успеха. А хочется непрерывного внутреннего процесса. Хочется учиться у автора, а не думать, что вот я раз делаю Островского — значит, все умею. Чем круче автор, тем интереснее вести с ним диалог. Поэтому режиссеры во все эпохи и возвращаются к Островскому. Меняются внешний антураж, обстоятельства жизни, а люди не меняются. И темы не меняются. Тема материнства, тема измены, тема чужаков, тема веры. Не надо ничего придумывать, надо просто правильно прочитать мысли автора между букв. Не трактовать его.

— Как же не трактовать? Нас же со школьной скамьи учили, что Катерина — луч света в темном царстве.

— Это удобная для советского периода страны трактовка. Но, на мой взгляд, у Островского нет плохих и хороших. У каждого персонажа своя правда. И эти разные правды не слышат друг друга. Я бы, например, хотел в спектакле уйти от стереотипов, что Кабаниха — это старуха-тиран, вторая Салтычиха. Она мать в первую очередь. И при этом довольно молодая женщина. Ей максимум 45 лет. А сегодняшние бизнесвумен выглядят скорее как подруги своих сыновей. Такое решение персонажа открывает много дополнительных тем и конфликтов. Хочется также снять шелуху, которой за столько лет оброс образ Катерины. Ведь история не про то, как злые люди, Кабаниха и Дикой, загнобили Катерину. Они в ее личной драме не виноваты. Просто они очень разные. Брось змею и мангуста в корзину, закрой крышку — у них все равно произойдет конфликт. Конфликт идеален, когда он неразрешим. И Кабаниха с Диким в жизни Катерины всего лишь внешние обстоятельства. Она понимает, что грешит. Бросается в отношения с Борисом, как в омут с головой, и сама себе этого не может простить. Жители города Калинова живут каждый со своей грозой внутри, и каждого хочется сделать внятным.

— В 1905 году из уст одного столичного репортера прозвучала фраза о том, что «Островский устарел». Актриса Мария Савина парировала, дескать, «не все теперь умеют его играть». Какой игры, на ваш взгляд, требует этот автор?

— Островский очень внимательно относился к словам. Он не смотрел, а слушал свои спектакли. Настолько ему важно было, чтобы текст звучал правильно. Поэтому и для нас в первую очередь важны слова. Но язык уже другой. Мы так давно не разговариваем. Много старинных слов, которые вышли из обихода. И вот тут нам надо вместе с актерами сговориться, как играть этот текст. Если мы делаем вариант реконструкции того времени, тогда надо делать и реконструкцию костюмов, и соответствующие декорации. Но хочется все сделать современно, чтобы опять-таки избавиться от стереотипа, что Островский — это печки-лавочки да завалинка. Найти современный стиль существования в словесном действии — это первостепенная задача. Если ситуации разобрать правильно и правильно организовать сцены, то текст автора не будет звучать музейно, пыльно. Мы же следим не за тем, как люди говорят, а за тем, что с ними происходит. Поэтому важно понять, в чем состоит их конфликтность, почему они спорят, о чем они переживают. Тогда и артистам будет что играть, и у зрителей появится на это отклик.

— Ваша предыдущая работа в «Глобусе» с прозой Платонова — свидетельство того, что вы умеете слышать поэтику языка. Что в случае с драматургией Островского для вас наиболее ценно — коллизии или язык произведения?

— У меня давно не было такого азарта, такого куража в работе, как с Платоновым и Островским. Был бы я драматургом, наверняка бы у Островского учился. В его пьесах очень сильна поэтическая составляющая, но и по структуре все идеально. У каждой сцены есть своя поступь — где-то она медленная, где-то быстрая. И для меня как для режиссера в этом есть свои подсказки. В современной драматургии, которую я читал, почему-то очень редко встречаются ремарки. У Островского ремарок очень много. И даны они не просто так. Если ты их не прочитаешь, ты многого не поймешь. Но поэзия Островского не только в словах. У него красивые поступки, красивые мысли. И ничего убирать не хочется. Если идти методом сокращений, то тогда лучше переписать Островского современным языком. Но тогда от автора останется только сюжет. А это, мне кажется, как-то неправильно. Для меня очень важны эпическое и эстетическое начало. В пьесе их объединяет образ реки Волги. С Волги все начинается — уже в первой сцене Кулигин восхищается ею. Это не просто река. Жители города Калинова разбираются в своих историях, а Волга течет и наблюдает за ними. Хочется оживить ее, сделать действующим лицом. В общем, мы сочиняем свой собственный мир по этой пьесе, но идем при этом по маршруту автора.