Волшебство без отрыва от реальности

В новосибирском театре «Глобус» состоялась главная для юных зрителей премьера сезона — спектакль «Волшебник страны Оз» по мотивам книги американского писателя Лаймена Фрэнка Баума. Известную всем историю девочки Дороти из Канзаса рассказал молодой режиссёр Иван Орлов, приехавший в Новосибирск из столицы два года назад. Это уже пятая для него премьера в молодёжном театре. Корреспонденту Сиб.фм Иван рассказал, почему сказку невозможно создавать без обращения к реальности, за чем кроме денег артисты приходят в театр и чем новосибирская публика отличается от московской.

— Иван, с «Глобусом» вы постоянно сотрудничаете второй сезон. До этого учились в Москве, ставили спектакли в разных городах. Что думаете о Новосибирске как о театральном городе: какой здесь зритель, какие темы его волнуют?

— Очень честный зритель. Зритель, который не поведётся на пёструю форму и поверхностный юмор. Зритель в Новосибирске искушён хорошими спектаклями.

Вообще Новосибирск — это такой город, в котором действительно нужно доказать делом, что спектакль имеет смысл, только тогда люди будут на него ходить.

Я очень уважительно, с трепетом отношусь к местному зрителю. Он сильно отличается от московского. Столичные театралы привыкли к интерпретации художественного материала: когда они идут на спектакль, то уже готовы следовать за взглядом режиссёра. Новосибирский зритель идёт не за интерпретацией, а за историей, поэтому вопрос формы произведения — как сделан спектакль — уходит на второй план.

— За время работы здесь ставили спектакли для взрослых, пробовали бэби-театр, сейчас — постановка для подростков. Причём часто обращаетесь к сказкам. Чем они вас привлекают?

— Сейчас в моей жизни период разгадывания мифов. Интерпретация классических произведений пока меня не интересует. Мне очень нравится разбираться в общеизвестных сюжетах и пытаться вскрывать какие-то болевые точки. Сюжетов не так много, они есть в Библии, в «Илиаде» и «Одиссее» Гомера. Что значили мифы когда-то давно, и как они играют сегодня. Именно сказка в этом смысле конкретно отвечает моей задаче. Мифы работают на любую прослойку зрителя, в любом возрасте, а сам путь сказок очень последовательный. Сейчас меня занимает вопрос «Что такое волшебство?», на него мы и попытались ответить в «Волшебнике страны Оз».

— Недавно вы признались, что открыли в себе сказочника, а театр назвали сказочным искусством. Что вы вкладываете в это слово: весь ли театр сказка или только ваш?

— В данный конкретный момент у меня такое ощущение от театра. Все люди, которые приходят работать сюда — артисты и другие сотрудники — идут не за деньгами. Они идут за другой энергией — за сказкой, за ощущением детства.

Когда прихожу на спектакль и вижу, как взрослые бородатые мужики играют на сцене персонажей и очень серьёзно решают глубокие вопросы, мне в этом видится возвращение в детство.

Артист должен оставаться ребёнком, иначе он потеряет важную составляющую профессии. Можно думать, что сказка — это бегство от реальности: приходим в театр и закрываемся здесь от не понимающих нас людей. Это губительное понимание и театра, и сказки. Связь со зрителем невероятно важна. Мы здесь играем в сказку, создаём особую атмосферу, но черпаем ресурсы из реальной жизни, решаем настоящие вопросы.

— Уход от реальности — одна из значимых тем спектакля «Волшебник страны Оз». Поскольку он поставлен для подростков, насколько он созвучен им сегодня?

— Всегда в каком-то возрасте мы начинаем бежать от реальности. Кто-то делает это, будучи подростком, когда обострено чувство правды и лжи. Спектакль про то, как героиня не выдерживает течения жизни и выпрыгивает в нереальность. Девочка входит в сон эгоисткой, яростным подростком, а возвращается человеком, который нашёл связи и понял, как с этим миром общаться. Как самому стать волшебником. Проблема многих подростков — они перестают верить в волшебство: в любовь, дружбу, честь, честность. Это духовные вещи.

— Получается, волшебство в нас самих? Вы в это верите?

— Абсолютно. Улыбаться по утрам людям — это уже волшебство. Истина не хитрая, но вопрос в том, как заставить себя к ней прийти. При каждой постановке спектакля режиссёр сталкивается с мыслью, что спектакль нужен только ему самому. Но чаще всего это ошибка. Если ты перестанешь верить в людей вокруг себя, всё погибнет, и магия театра моментально исчезнет.

— Можно ли сказать, что спектакль «Волшебник страны Оз» — это спектакль на злобу дня?

— При написании инсценировки был соблазн начать отвечать на какие-то политические вопросы. Но я остановился на истории одной семьи, в которой происходит битва и перемирие.

Поэтому, пожалуй, любой спектакль про семью будет актуален сегодня, потому что это понятие вечное. Театр всегда современен, в этом его смысл. Спектакль похож на рисунок, смысловые узоры: монахи рисуют их на береговом песке, а затем их смывает прилив. Ценность этих узоров в том, что всё своевременно. Только здесь и сейчас спектакль работает — бессмысленно смотреть его на видео.

— Не секрет, что у театра не так много денег. Детский, подростковый театр — он красочней, богаче на фантазию. Не разбиваются ли некоторые идеи о суровую финансовую действительность? Насколько затратно создавать волшебство для детей?

— В «Глобусе» к любому спектаклю относятся как к чему-то очень важному и серьёзному. Не имеет значения, на какой возраст рассчитана постановка. Важно решение режиссёра и то, что мы хотим видеть на сцене. Да, государственный бюджет сокращается, что действительно очень ощутимо. В следующем сезоне мы не хотим делать много спектаклей с малым бюджетом. Размеры сцены требуют серьёзных затрат. Скорее будем выпускать меньше спектаклей, но вкладывать в них те средства, которые необходимы для реализации всего замысла. Люблю репертуарный театр: в нём занято огромное количество людей, которые работают в режиме конвейера. Он нас дисциплинирует, воспитывает, учит отвечать не только за себя, но и за всех вокруг.

— Как думаете, каким должен быть театр в XXI веке, чтобы отвлечь подростков от социальных сетей и компьютерных игр?

— Вопрос даже не в режиссуре. Ритм спектакля, картинка, форма могут удержать внимание подростка, но на очень малое время. Подростки острее всего реагируют на ложь и на правду: если они видят, что артист на сцене имитирует и не решает настоящих проблем, то театр может показаться напрасной тратой времени.

Если взрослые могут предаться размышлениям и после спектакля, то дети и подростки мыслят здесь и сейчас.

Им нужен другой способ существования на сцене — попытка настоящего диалога артиста и зрителя. Эта тенденция существует сейчас и на взрослой сцене. Поэтому артист — тот человек, который может привлечь подростка в театр. Взрослеющая личность всегда ищет старшего товарища, на которого хочет быть похожей. Ведь чаще всего родители перестают быть авторитетом, но его можно найти на сцене. Дело за артистами.

— Современные артисты. Какие люди приходят играть на сцене?

— Артисты приходят абсолютно разные: наученные русской театральной школе и не очень. Но прежде всего я ценю в них невероятную животную энергию. Задача режиссёра — разжечь эту энергию. Придя в театр, артист впитывает в себя способ и технику существования в труппе.

Талантливое поколение Сарычева, Вяткина, Аникиной, Михайленко [артисты «Глобуса» — прим. Сиб.фм] и других уже стало зрелым в профессиональном плане. Поэтому лично мне сейчас не хватает совсем юных актёров.

— Вы уже второй год ведёте курс режиссуры и актёрского мастерства в местном театральном институте. С какой целью пошли преподавать?

— Я захотел продолжить моё личное исследование профессии. На вопросы, которыми будущий режиссёр задаётся на первом курсе, он продолжает отвечать всю свою творческую жизнь. Постоянно. Давая какие-то задания студентам, часто замечаю, что сам кое-что упустил, когда учился, и вместе с ними начинаю изобретать новые велосипеды. Театр — это практическая вещь, теория здесь мало что значит.

— В профессии на кого равняетесь? Какие спектакли смотрите?

— Мой учитель — Леонид Ефимович Хейфец, с которым мы постоянно находимся в диалоге. Созваниваемся по телефону и часто разговариваем о том художественном материале, который я выбираю для постановок. Сам стараюсь по максимуму смотреть то, что выходит на российских подмостках, а также знаковые зарубежные постановки. Так или иначе, мы ищем язык, на котором сегодня прямо можно общаться со зрителем. Поэтому лучше смотреть всё.

— Подходящая возможность выпадает на различных фестивалях и конкурсах. Как думаете, насколько хорош такой инструмент для оценки таланта? Полезны ли они для творческой команды? Расскажите, где сами участвовали?

В начале сезона с постановкой «Ворон» Карло Гоцци мы ездили в Москву на фестиваль «АРТМИГРАЦИЯ» [форум спектаклей молодых режиссёров — выпускников столичных вузов, которые осуществили интересные постановки за пределами Москвы и Санкт-Петербурга, — прим. Сиб.фм]. Обсуждение вёл известный критик Павел Руднев. Интересно было посмотреть на спектакль с точки зрения московского зрителя, ведь город создаёт определённый контекст. Какие-то отдельные сцены не работают на новосибирского зрителя, однако сильнее воздействуют в Москве. Пока у меня немного фестивальных спектаклей. Любое подобное мероприятие даёт возможность посмотреть, как другие отвечают на те же самые вопросы, которые волнуют тебя. Прежде всего, это важный обмен опытом.

— Как вы относитесь к критике?

— Очень болезненно. Режиссёр многое понимает про свой спектакль, когда приходит зритель. Критик — это профессиональный зритель, а мнение профессионалов для меня очень важно. Профессиональная критика требует образования и огромной любви к театру. Театр — это особый завод, в котором лишних винтиков нет.

— Что думает о Сибири москвич, который живёт внутри вас?

— Сибирь в целом отличается сплочённостью театров, чего не встретишь в центральной части страны. Мы знаем, что выпускают на сценах Омска, Томска или Красноярска. Ещё один уникальный факт, что все артисты знают друг друга. Некоторые московские актёры могут даже не знать, что ставится на сцене через дорогу. Большой поток постановок, мало что успеваешь понимать. Похожее отношение к людям: в Москве миллионы человек проносятся перед глазами, поэтому сложно уступать место в маршрутке, сложно с ними контактировать.

В Новосибирске с этим проще: здесь окружающих тебя людей можно любить. Москва — это мой дом, я не могу говорить о ней в категории «нравится — не нравится». Зато мне очень нравится работать штатным режиссёром в «Глобусе». Сейчас я разбираюсь в устройстве театра, а для этого уже недостаточно ездить по городам и ставить спектакли, нигде не задерживаясь надолго. В Новосибирске мне дана возможность расти внутри профессии, я понимаю собственное развитие внутри этого города. Как только оно остановится, мне нужно будет ехать учиться дальше, в какое-то другое место.