Там, за горизонтом

Запомнилось, как перед вручением театральных премий городского конкурса «Парадиз» Артур стоял у входа в зрительный зал «Глобуса», прислонившись к стене, и раздавал автографы. Минуты бежали, но актер по-прежнему расписывался на программках, буклетах и т. п.: вереница зрителей не исчезала, место счастливца тут же занимал кто-то другой. В этот вечер со страницы журнала «Парадиз-2002», смеясь, смотрел на нас граф Альмавива.

Эту роль Артур Симонян сыграл в спектакле «Женитьба Фигаро» Бомарше в постановке Александра Галибина, в это время возглавлявшего «Глобус». Именно «галибинское трехлетие» — с 2000-го по 2003 год — станет для актера чрезвычайно важным творческим периодом. А пришел он в Молодежный академический, имея за плечами уже значительный список ролей, сыгранных на сцене театра «Старый дом». Самыми удачными из них, пожалуй, стали роли лирико-драматического плана — Леонид в «Правописании по Гроту» Уварова, Адольф в «Кредиторах» Стриндберга, Ипполит в цветаевской «Федре».

В 1999 году в «Глобусе» новая жизнь поставила перед Артуром новую задачу — умение работать с режиссурой разных направлений, в спектаклях разных стилей.

Пластическая одаренность актера сразу же была активно востребована в детских спектаклях театра. Он вводился в старые названия, играл в новых. Так, в сказке-шоу «Золотой ключик» Артур Симонян сыграет, точнее станцует, знаменитого папу Карло, смастерившего деревянного человечка, движущегося по его подобию. Актер с юмором пластически выразит идею детского спектакля, который смотрят и взрослые: «Буратино! Скажи мне, кто твой папа — и я тебе скажу, кто ты!»

Способность с полной самоотдачей работать и в детском спектакле будет характерной чертой стремительно набирающего творческий опыт артиста. В 2003 году Артур Симонян станет лауреатом премии «Парадиз» за лучшую рок разбойников" (режиссер Р. Ибрагимов, Москва). Он сыграет жестокого атамана шайки, для которого клятва в верности разбойничьему братству и любовь к Айе оказались сильнее страха смерти. То есть масштаб личности актера проявится и в детском спектакле. Но это будет чуть позднее...

Одними из первых известных режиссеров для Артура на сцене академического театра станут Г. Дитятковский и В. Туманов — режиссеры из города на Неве. В водевиле «Беда от нежного сердца» у Дитятковского он сыграет роль Саши Золотова, богатого молодого человека, озадаченного поисками настоящей любви... У Туманова — сначала скромную роль Стражника в «Антигоне» Ануя, а затем Арлекина в «Бабьих сплетнях» Гольдони. И вот в Арлекине, пожалуй впервые, заявит о себе способность актера к небытовому способу сценического существования: Арлекин — масочный персонаж старинной комедии дель арте — игрался Симоняном в романтической подсветке. Она обнаруживала себя в молчаливых оценках Арлекина, взирающего на торжествующий порок и униженную добродетель, в эмоциональном строе его скупых лирических признаний, наконец, в умении его героя носить европейское пальто как романтический плащ. И делать это всерьез, вдохновенно, без наигрыша.

И вот в 2000 году на пороге театра «Глобус» появится Александр Галибин — известный артист театра и кино, известный режиссер, имевший к этому времени постановки на сценах театров С.-Петербурга, Швеции, Австрии, Польши. Появится с целью, как заметил столичный критик, «...строить театр. У него накопилась гора нереализованных замыслов». В сибирском театре начинались «галибинские сезоны».

Из шести его постановок в двух Артур сыграет центральные роли. В «Игроках» Гоголя — джигита Утешительного — «мозговой центр» шайки картежных шулеров. В «Женитьбе Фигаро» — кипящего страстями графа Альмавиву. Симонян окажется из тех актеров в творческой жизни Галибина, кто до конца поверит и пойдет за ним. Умение полностью отдаться работе окажется у них общим.

«Он берет в работу внутренне подвижных и откликающихся актеров, которые способны „оправдать“ многие ситуации. Иногда он предлагает актеру очень жесткую конструкцию роли. Он структурирует эту форму — есть детально прорабатывает каждое движение в какой-то конкретной сцене. Если эта конструкция „оживляется“ актерской работой, тогда и получается настоящий режиссерский театр... Галибин ищет актеров эмоциональных и думающих, с подвижной психикой, которые способны мгновенно переключаться из одного состояния в другое...» скажут о режиссере коллеги актерской профессии из Петербурга, ранее сибиряков познакомившиеся с ним в работе.

Фраза «жесткая конструкция» уместна и в разговоре о комедии Бомарше, где все пластическое существование в пространстве спектакля окажется продуманным, графичным, где даже подчас, специально будут фиксировать позу, жест, как в испанском танце, как бы застывая в раме спектакля и наглядно подтверждая замеченную за постановщиком способность сочетать «знание aктерской природы с режиссерскими способностями и с компьютерным мышлением».

Поднимается пышный пурпурный занавес спектакля, и мы увидим графа Альмавиву как на парадном «Портрете графа де Фернана Нуньеса» Гойи в рост. Он в расцвете лет, хорош собою, этот взрывного темперамента испанец. Его военная терминология звучит веско и убедительно. Актер простраивает роль внимательно, обдумывая повороты и душевные движения графа, дает не только его настоящее, но и прогнозирует его будущее. Так, можно предположить, что этот Альмавива — высокий красавец с остро бородкой в черном бархатном камзоле — с годами сменит одну страсть на другую. Его страстность, ревность и чувство собственности способны уготовить ем; в жизни и другую роль. Не исключено — Скупого рыцаря из пушкинских «Маленьких трагедий». Но сейчас он молод и настолько поглощен любовной интригой, чувства так бурлят в андалузской натуре графа, что сам не замечает, как запутался в собственной игре.

Накал чувств героя рифмуется с формой их выражения. Симонян работает в спектакле смело, не боясь подчас фарсовых красок и остроты фарсовых ситуаций. Как в ночной сцене в «тени густых каштанов», где Альмавива пылким поцелуем в... зад преследует в темноте таинственную даму, отползающую от него под густой вуалью. Как в сцене допроса графини, к которой он врывается в таком накале ревности, что можно расплавить и, вырвать не только дверную ручку, но дверь, и с ней вылететь в противоположный дверной проем.

Однако в финале гордая испанская стать в облике Альмавивы как бы гаснет. На авансцене — не столько граф, сколько обиженное существо с простым, почти детским протестом: «...по-вашему, на мне легче играть, чем на дудке?» Так парадоксально и одновременно убедительно актер выстраивает противоречивую логику поведения графа, переходящего с театра военных действий в домашний театр, где все может стать игрушкой в его больших и сильных руках.

Граф Альмавива стал событием в театральной жизни города, а для актера — этапной ролью, говорящей о его возросшем профессионализме. Эта творческая победа красноречиво свидетельствовала и о способности Симоняна работать на уровне требований крупнейших художников современного театра.

В «галибинских сезонах» у актера состоялась еще одна важная творческая встреча. У режиссера Владимира Берзина в спектакле «Анна Кристи» Юджина О’Нила он сыграет роль кочегара Мэта. История любви Мэта к Анне, потерь и обретений влюбленных на пути друг к другу станет для него одной из самых дорогих. В этой работе актер раскроет способность талантливо выстраивать внутреннюю драматургию роли. Сцена внутреннего монолога Мэта, сломленного горьким открытием низких истин о жизни Анны, станет центральной в спектакле. Психологизм, оторванность от быта определят стиль актерской игры Симоняна в спектакле Берзина, прошедшего, как и Галибин, через сильное увлечение режиссурой Анатолия Васильева и его «Школу драматического искусства».

...Эстетической формулой спектакля «Белая овца» по Хармсу (2003) в постановке Елены Невежиной могла бы стать знаменитая ахматовская строчка: «Ах, если б знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда». Поэтому актеры здесь не боятся низких подробностей быта: его конус поэтически заострен в бытие. Физиологические мгновения жизни героев, имеющие абсолютную натуралистическую правду, органично перетекают на новый уровень — выражения их душевного состояния, которое способно иметь еще один — метафорический — смысл.

Именно в такой режиссерской партитуре спектакля отважно ведет роль влюбленного Пронина Артур Симонян. Из жеста и смеха, отчаянного прыжка и безмолвного сползания по стене на пол, немых рыданий в рукав, через уходы и возвращения, нелепое появление в кальсонах босиком, с болтающейся на груди вешалкой, — в немногих строчках бытового и поэтического текста роли ему удалось глубоко драматически и лирически нежно сыграть конкретную человеческую судьбу.

Сразу же после «Белой овцы» Симонян сыграет главную роль в социально-бытовой комедии Сухово-Кобылина «Свадьба Кречинского», где есть одна чрезвычайно важная для нашего разговора об актере сцена. Это сцена вымогательства Кречинским денег у Расплюева, приоткрывающая новую грань в даровании исполнителя — его способность передать драматизм такого напряжения и глубины, за которым открываются горизонты к трагическому началу в игре актера...

Пусть нашим ожиданиям будет суждено сбыться: и к одному из самых ярких артистов драматической сцены города придут новые большие роли, среди которых найдется место и шекспировским.