Тимур Насиров: «Наш спектакль про страх любить»

На малой сцене театра «Глобус» готовится премьера спектакля «Почти смешная история» по сценарию Эмиля Брагинского. Режиссером-постановщиком театральной версии киноистории выступит выпускник Санкт-Петербургской государственной академии театрального искусства, ученик Григория Козлова Тимур Насиров, активно сотрудничающий с театрами Санкт-Петербурга и Сибири. 

«Почти смешная история» — не самая популярная история известного советского сценариста Эмиля Брагинского, пережившая лишь одну экранизацию в 1977 году. Эта лирическая история с элементами комедии рассказывает о пробуждении чувств у людей среднего возраста. «Романтика — удел юности», — так думают многие, и герой «Почти смешной истории» не исключение. Серьезный мужчина около пятидесяти, вся жизнь которого проходит в командировочных разъездах, совсем не собирался влюбляться. Тем более в какую-то чудачку. Но, как известно, противоположности притягиваются, и чудачка то и дело оказывалась с ним рядом. Серьезный мужчина так долго этому сопротивлялся, что, в конце концов, привык и понял, что его жизнь скучна и однообразна без сумасбродной, ребячливой, но такой милой Илларии.

— В вашем режиссерском багаже на равных присутствуют и классика, и современная пьеса. Каким должен быть текст, чтобы привлечь ваше профессиональное внимание?

— Пьеса должна обладать историей, узнаваемостью и каким-то образом соотноситься со мной. Стреллер говорил: «Я рассказываю историю». Я не думаю, что я — Стреллер, но я тоже рассказываю истории. А про что я рассказываю? Про себя. Я рассказываю истории, которые цепляют именно меня. И, конечно, в разные периоды меня интересует разное. К примеру, когда я ставил в Красноярске «Собаки-якудза», меня крайне интересовала тема предательства, и пьеса отвечала на мои вопросы. Через историю, которую ставлю, я разбираюсь с собой. Иногда мне хочется изменить собственную карму, и я беру конкретную пьесу. Постановка для меня — средство психологического контроля над собой. Чем больше я вкладываю своего личного в постановку, тем больше вероятности, что я избавлюсь от каких-то своих проблем. Либо наоборот. Бывает, поставишь честно, хорошо, а оно потом с тобой и случается. Чем честнее поставишь, тем быстрее случается.

— Выходит, для вас приход к профессии режиссера был необходимым психотерапевтическим актом?

— Совсем нет. Просто так меня учил мой мастер: «Все, что ты делаешь, надо делать про себя». Раньше я как-то не сильно задумывался над этим. Просто с самого раннего детства, еще с детского сада, я очень хотел выступать. Сначала хотел быть дяденькой, который все объявляет, потом мне стал нравиться кукольный театр. У меня было два чемодана кукол. Мне дарили всяких петрушек, марионеток, некоторых кукол я сам вырезал. Из конфетных коробок делал сцену. Из фильмоскопов — свет для этой сцены. Мне нравилось создавать некий мир и этим миром делиться. Так или иначе, очень долго я собирался заниматься именно кукольным театром. Но так получилось, что после школы я не поступил на актерское отделение и поэтому учился много где: изучал театроведение, искусство Древнего Востока, библеистику. У меня даже есть справка об окончании ПТУ № 80, где меня обучали кровельному и жестяному делу. Но единственное законченное образование одно — режиссерское.

— «Почти смешная история» — это киносценарий. Вы признаете влияние кино на театр? Не было ли у вас опасений, связанных с переносом киногероев на сцену?

— Театр, как живой организм, берет отовсюду. Если ему нужно кино — он берет что-то от кино. Если нужен музей — берет от музея. Если я рассказываю историю, то мне нужно, чтобы кто-то в зале почувствовал ее как свою. На сцене происходит какая-то жизнь, зритель за этой жизнью наблюдает, и если случается узнавание, если та жизнь на сцене находит отклик в душе у зрителя и он ее принимает, то натягивается некая вибрирующая ниточка. Это главное для меня. Если бы я делал спектакль «Ирония судьбы, или С легким паром», тут, безусловно, надо было бы придумывать какие-то ходы, потому что невозможно было бы игнорировать фильм — слишком уж он помнится. Мы бы с артистами играли в любимое кино. А что касается «Почти смешной истории», то постоянного его присутствия в нашей жизни не происходит, поскольку кто-то помнит этот фильм, кто-то не помнит. В этой работе я не думаю о фильме. Слишком разные это истории — фильм и то, что я делаю.

— Чем для вас оказалась актуальной история главных героев — Илларии и Мешкова?

— Это опять-таки сильно связано со мной. Я — это и Мешков, и Иллария в одном лице. Случившаяся когда-то со мной страшная любовная лихорадка заставила меня действовать так же, как Илларию, и так же, как и Мешков, я сбежал от этого. Я определенным образом заканчиваю через этих героев свою собственную историю. О чем для меня эта история? О том, как любой человек привыкает жить без любви. По разным причинам: либо не состоялась, либо уже закончилась, либо ее никогда и не было. Это очень удобно. И когда любовь случается, огромное количество людей бегут от нее. Любовь — это ненормальное состояние. Оно может быть возвышающее, депрессивное, но ненормальное. Во время любви все неправильно — мир переворачивается. И когда человек с устоявшимся представлением о мире с этим сталкивается, чаще всего он трусит и убегает. Тем не менее нам всем этого хочется. Любовь — это желание начать все заново, которого мы все боимся. Без любви все хорошо, все на местах, все понятно. И когда она случается, нужно стать очень смелым человеком, нужно совершать поступки. Наш спектакль про страх любить.

— В фильме, снятом по сценарию Брагинского, главные герои были старше сценарных, и довольно существенно. Их возраст был определяющим в теме фильма. Вы взяли в свой спектакль молодых артистов. С чем это связано?

— Разумеется, чем моложе люди, тем быстрее они кидаются в любовный омут и переживания. Но у нас не про мальчиков и девочек. У нас вполне взрослый спектакль. Наша главная героиня Иллария — очень смелый человек, и она безоглядно бросается в новое для себя чувство. Она готова на все, готова поменять свою жизнь. Это Мешков от нее бегает. Он влюбляется в нее не сразу, потихонечку. Это такая своеобразная «Дама с собачкой». В нашей истории Мешков так же, как и Гуров, все время вспоминает об Илларии, но Иллария первая не выдерживает разлуки. И поскольку все мы хотим праздника, пусть даже в выдуманном мире, у нас счастливый финал.

— «Почти смешную историю» на сцене театра «Глобус» вы делаете с вашим постоянным соавтором художником Никитой Сазоновым. Каково будет сценическое пространство вашей новой совместной работы?

— Да, с Никитой мы познакомились и подружились еще в институте. И, начиная с выпуска диплома, сработались и много выпустили спектаклей вместе. Мы сидим и пытаемся рассказывать друг другу, как у нас артист может в пространстве действовать, двигаться, играть. В «Почти смешной истории» мы показываем маленький городок, где все заняты своими делами. Все в этом городке немножко чудики — смешные, обаятельные. Уборщицы, парикмахеры, проводницы, администраторы гостиниц — они все одинаковые, им всем хочется счастья. История про любовь может произойти только в таком городке, где все для этого устроено. Артисты будут играть огромное количество ма-асеньких ролей. Но мы сейчас всю эту жизнь в пространстве только начали сочинять. Я иду от природы артистов, они пытаются оправдать то, что я предлагаю. Актер рассказывает историю про себя, но он не создает мир. А режиссер — и про себя рассказывает, и мир со своими законами и правилами создает. Иногда это получается, иногда не получается. Мир, который режиссеры создают, часто зависит от большого количества обстоятельств. Мы сейчас только и делаем, что пытаемся найти общий язык. Если мы найдем его, то история получится. Но она будет не такой, как я ее придумал, она вместит в себя множество других вещей и будет общей.