Алексей Песегов: «Театр не должен делать упор на коммерцию»

Сергей Самойленко, «Континент Сибирь»

Город Минусинск в Красно­ярском крае хорошо известен отечественным театралам, как и имя главного режиссе­ра этого театра Алексея Песегова. Постановки Минусин­ского драматического театра регулярно становятся лауреатами и призерами самых пре­стижных фестивалей, вклю­чая «Золотую маску», а спек­такль «Циники» восемь лет на­зад «Маску» получил. Сейчас режиссер ставит новую вер­сию «Циников» в новосибир­ском «Глобусе» — премьера состоится 21 и 22 ноября. О новой версии спектакля и об особенностях жизни и ра­боты в Минусинске с АЛЕКСЕЕМ ПЕСЕГОВЫМ бесе­дует корреспондент «КС» СЕРГЕЙ САМОЙЛЕНКО.

— Почему вы решили ставить новую версию вашего спектак­ля «Циники», восемь лет назад получившего «Золотую маску»? Я видел его на фестивале «Сибирский транзит» в Иркутске, и он тогда произвел очень силь­ное впечатление...

— Ну, там было совсем не так, как должно было...

— Конечно, были проблемы и со светом, и с чужой сценой, но все-таки это было очень сильно и пронзительно. Так по­чему же вы решили снова взяться за этот материал?

— Так сложились обстоятельст­ва. 15 августа мы должны были привезти в «Глобус» макет декора­ций спектакля «Я, бабушка, Илико и Илларион» по прозе Нодара Думбадзе, а 8 августа Саакашвили напал на Южную Осетию. И ес­тественно, что в тот момент театр посчитал некорректным ставить спектакль по прозе грузинского автора. Пришлось менять планы, и из предложенного мною списка для постановки были выбраны «Циники». Спектакль этот в свое время был вообще показан раз двенадцать всего, его почти никто и не видел. Ну, свозили его в Мо­скву на «Золотую маску»...

— Чем будет отличаться но­восибирская версия от того спектакля?

— Я убрал все иллюстративные места, мне показалось, что акте­ры в «Глобусе» смогут справиться без этого. Сократил текст, поме­нял кое-где мизансценический рисунок. Естественно, будет дру­гая интонация спектакля — пото­му что другие актеры. Но от основной концепции спектакля я не от­ходил, думаю, что ничего принци­пиально лучше я бы и не смог при­думать. Да и смысла делать аль­тернативную версию я не вижу. Притом мне жалко тот спектакль. Самое большое отличие — это масштабы сцены. Те тонкие инто­нации, нюансы, обертона, с кото­рыми спектакль выстроен, увы, уходят. Пришлось подыскивать адекватную замену всему этому.

— В вашем театре в Мину­синске сцена, наверное, мень­ше раза в два?

— Почти в два раза. Классиче­ские размеры — шесть на девять метров. У нас же старый театр, зданию уже более ста лет.

— Вам удалось сделать в нем реконструкцию, о которой вы так долго мечтаете, — в про­шлом году был повод, театру исполнилось 125 лет?

— Нет, так и не удалось, даже к юбилею. В декабре в театр дол­жен будет приехать губернатор Александр Хлопонин, возможно, вопрос решится. В связи с кризи­сом надежд особых, правда, нет — пострадают, как всегда, в первую очередь культура и искус­ство, а уж для театра это ничем хо­рошим точно не кончится. Хотя, конечно, нам грех жаловаться — театр не обижен вниманием кри­тиков, местные власти хорошо к нам относятся. Но зданию сто лет, и мы уже задыхаемся в нем. Есть, правда, одна идея, как превра­тить театр в настоящий театраль­ный центр, с самой современной аппаратурой, с помещениями — но этим нужно заниматься, а я редко бываю в театре в послед­нее время, потому что много став­лю в других городах. Но в следую­щем сезоне откажусь от всех при­глашений и буду работать дома.

— В вашем театре репертуар сильно отличается от средне­статистической афиши — тут и «Черный тополь» по бестселле­ру советских времен о жизни сибирского села, и спектакль о судьбе японских военноплен­ных в Сибири, и другие не ска­зать что самые расхожие на­звания. Вам удается наполнять зал?

— «Черный тополь» — это как раз заказ наших зрителей, заказ города. Мы его показывали на фестивале театров малых горо­дов России, Евгений Миронов пригласил нас с этой постановкой в Москву на фестиваль, который проводит возглавляемый им Те­атр наций. Возможно, весной мы будем его в столице показывать. Что касается коммерческой со­ставляющей — не скажу, что зри­тели так и рвутся на наши неком­мерческие спектакли... Но у нас есть железные договоренности и с городской, и с областной адми­нистрацией (театр — краевого подчинения) — половина репер­туара работает «на кассу», полови­на — на творческий рост коллек­тива. Театр должен расти, должен отличаться чем-то от остальных, должен ездить на фестивали. Ес­ли мы сделаем упор только на коммерцию, театр скатится до простого развлечения. Поэтому мы идем на то, чтобы в репертуа­ре были спектакли, не принося­щие прибыли, но необходимые для нормальной творческой жиз­ни. Нас в этом понимают и под­держивают.

— В чем особенности сущест­вования театра в маленьком городе — причем театра по-на­стоящему хорошего, уникаль­ного? Очевидно, что перед ва­ми стоят проблемы не только творческие, но и хозяйствен­ные, и административные?

— Разумеется, это так, и глав­ная проблема — сформировать труппу. Мне приходится арендо­вать 15 квартир для наших арти­стов. И на это нужно идти, чтобы была работоспособная труппа, чтобы не идти на ее сокращение. И мне удавалось в самые тяже­лые времена иметь в труппе 40 человек. И сейчас удается. Главное — не ныть, а делать свое дело и смотреть в будущее с опти­мизмом. Понимаете, у меня было много предложений возглавить какой-нибудь академический те­атр в средней полосе России, и в Красноярский краевой драмати­ческий театр им. Пушкина звали не раз — но я никуда не хочу уез­жать из Минусинска. Мне нравит­ся Минусинск, я люблю этот город. Мне и Красноярск нравится. И Сибирь вообще. Неважно, где ты живешь, совершенно неваж­но. Если мне удастся сформиро­вать свой театр, со своим, абсо­лютно оригинальным репертуа­ром — я буду счастлив. Ну и, ко­нечно, я был и остаюсь привер­женцем русского психологиче­ского театра. Это молодые режис­серы говорят что-то типа: «Рус­ский психологический театр, к со­жалению, еще жив!» Понятно, по молодости лет.

— Нет у вас досады от того, что ваши — даже самые успешные и признанные — спектак­ли не получают такого резонан­са, такой прессы, как многие вполне посредственные мос­ковские постановки? Что мало кто не видит. Те же «Циники», ко­торые были показаны, как вы говорите, раз двенадцать... К вам и не все критики приедут, и на фестивали далеко ездить.

— Это, разумеется, печально, но приходится как-то мириться. Наверное, если бы я поставил «Циников» в Москве или Питере, они шли бы, может, до сих пор. Де­сятилетия! Раньше это меня печа­лило очень сильно, а сегодня от­ношусь к этой недолговечности более философски. Что ж, от этого в печаль уходить? Радоваться на­до каждой минуте.

— Кто вы в театре для своих актеров — диктатор, отец род­ной?

— Ох, нет, и не диктатор, и не отец... У нас очень демократич­ные отношения, тем более что и жизнь совместная — вместе и все праздники в театре отмеча­ем, вместе и в тайгу выезжаем, и на рыбалку... Все держится на аб­солютном доверии. Может, конеч­но, этот либерализм и портит их, но они меня не подводят.

— Возвращаясь к «Циникам». Что вы хотите донести до зрите­лей, что они должны вынести из этого спектакля?

— Ну вы и спросили! Если серь­езно — чтобы они восприняли этот спектакль как предупрежде­ние. Как предупреждение о том, что надо бережно относиться к любви. Это самое главное, мне кажется, — мы должны предупре­ждать людей от дурных поступков, побуждать к поступкам добрым. Может быть, я театром до сих пор потому и занимаюсь, что надеюсь на это. Как бы высокопарно это ни звучало. Но это не высокопар­но, это правильно.