Юлия Колганова, новостная лента сайта театра «Глобус»
Друзья! 22 и 23 июня 2015 года «Глобус» представит два предпоказа нового спектакля-квеста «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» по пьесе сэра Тома Стоппарда в постановке главного режиссера театра Алексея Крикливого. Премьера запланирована на начало 86-го театрального сезона. Но уже сейчас подробности о шекспировских героях современности, об особенностях интертекстуальных произведений и литературе абсурда рассказывает сам Алексей Крикливый.
— Первые показы спектакля «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» обозначены в репертуаре как предпоказы. Что это такое?
— Мы решили провести эксперимент. Предпоказ — это внутренняя сдача спектакля, для проверки на публику. Это закрепление существующих наработок, повод для летних размышлений. Те люди, которые придут на спектакль в июне, станут свидетелями нашего рабочего процесса — театральной кухни, так сказать. Мы готовы поделиться с первыми зрителями еще довольно хрупкими вещами. Спектакль будет развиваться. Поэтому в начале следующего сезона его уже можно увидеть несколько другим.
— «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» — пьеса известного британского драматурга современности Тома Стоппарда. Чем обусловлен выбор литературного материала?
— С пьесой я знаком давно. С тех пор, когда она была впервые напечатана в журнале «Иностранная литература» в начале 90-х годов. Именно тогда произведение активно стало проявляться в пространстве русского театра. Главные персонажи пьесы — Розенкранц и Гильденстерн — не знают, куда пойти, не несут ни за что ответственности, все делают наоборот и много рассуждают о жизни. Такой тип героев пересекается с нашим современным настроением. Мы все желаем какого-то поступка, много говорим о нем, но в итоге почему-то не совершаем его и постоянно оправдываем это то страхом, то ленью... В пьесе я вижу образ сегодняшнего времени и прекрасную иронию.
— Как бы Вы обозначили основную тему спектакля?
— Главная тема спектакля — это герой, который стоит на пороге выбора и который должен совершить поступок. Получится у него или нет — это уже вопрос массы обстоятельств. И если вдруг герой совершит поступок, то что он сделает? И в обратном случае — как ему дальше с этим жить? А нужно ли вообще делать какой-то выбор? Над этим мы сейчас размышляем вместе с артистами.
— Стоппард взял за основу сюжет шекспировского «Гамлета», его героев, но создал свое оригинальное произведение. Как вы относитесь к такому роду читательской рефлексии, и насколько подобные произведения сложны в работе для режиссера?
— Честно сказать, не очень люблю подобные игры с литературой. «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» — это, пожалуй, единственная пьеса, которая примирила меня с такого рода творчеством. Понятно, почему Стоппард остановился на «Гамлете» — английский театр все-таки построен на фигуре Шекспира, на его текстах, поэтому среди британцев возникает момент простой узнаваемой игры. У нас в России с этим дело обстоит по-другому: не каждый может пересказать сюжет того же «Гамлета». Поэтому задача усложняется — мы делаем две пьесы: параллельно разбираем и Шекспира, и Стоппарда. Пьеса Стоппарда — это только начало для того, чтобы погрузиться в мир великого английского классика. Это повод, чтобы и через текст Стоппарда, и через текст самого Шекспира развернуть историю Гамлета. Сюжет пьесы очень мощный, он сделан с уважением к Шекспиру и абсолютным знанием его.
— Когда читаешь «Гамлета» и пьесу Стоппарда, то Розенкранц и Гильденстерн в целом воспринимаются как один персонаж — настолько они неразлучны и беспомощны друг без друга. Для Вас это один герой или все-таки два самостоятельных?
— По сути, если бы из них сделали одного человека, это был бы прекрасный человек. Они как две стороны одной монеты, как и сами себя позиционируют у Стоппарда. В театре это сложно выразить. У нас каждый из них будет со своей историей, со своей позицией и своим мнением. И когда они вместе — получаются две реакции на одно событие. Их все-таки два человека.
— Большинство критиков относят пьесу «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» к театру абсурда. Вы согласны с этим?
— Да, пьеса написана в 1966 году, и мы не можем рассматривать ее вне контекста времени. Литература абсурда почему-то в нашем сознании традиционно ассоциируется с героями вне логики и вне сознания — такой «дурдом». Однако мне абсурд представляется некой гиперреальностью, концентрацией реальности, в которой находятся люди. Под этим понимается обострение проблемы, темы и ситуаций.
— Шестидесятые давно прошли. Как Вы считаете, насколько сегодня актуально разговаривать со зрителем на языке театра абсурда?
— Ведь иногда и наша жизнь тоже приобретает черты абсурдности. Не могу сказать, что мы существуем в языке абсурда, просто так устроено столкновение сил и в пьесе, и в современной жизни, что другого поведения, кроме «абсурдного», в принципе нет.
— А как бы Вы сами определили жанр спектакля?
— Слово «жанр» несколько сужает представление о спектакле. Можно сказать, что по настроению это будет трагикомедия. Сам текст пьесы — это игра со смыслами, игра персонажей друг с другом, игра ситуаций. Поэтому спектакль «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» также можно назвать театральным квестом. На репетициях складывается ощущение, что артисты снова и снова проходят какие-то определенные уровни игры, так что мы собираемся увлечь за собой и зрителей. Эмоционально. Возможно, они тоже должны будут что-то решать для себя на протяжении всего действия.
— Каким Вы видите своего потенциального зрителя?
— Мне кажется, этот спектакль может «сработать» для многих. Он нацелен и на пытливых молодых людей, которые интересуются тем, что происходит вокруг; и на тех, у кого просто есть какие-то вопросы к жизни. Своего зрителя мы представляем любопытным, интересующимся человеком, который настроен получить сильное эмоциональное впечатление и который готов перемещаться в плоскости истории, смыслов, образов и даже в физическом пространстве театра...
